Шрам. Чайна Мьевиль

Чтение книги онлайн.

      След раздваивается, и остается только одно. Охотники разделяются на две группы. Одна направляется на мелководье юго-запада, к Железному заливу, к Устью Вара и слабосоленым водам в устье Большого Вара. Они будут наблюдать, слушать, ждать информации, следить, и скрываться, и искать.

      Взбаламутив воду, они исчезают.

      Вторая группа, перед которой стоит менее определенная задача, направляется в другую сторону и вниз.

      Они плывут медленно, держа курс на всесокрушающие глубины.

      И куда же мы движемся?

      Нас заперли по каютам, а потом пришли и опрашивали с непроницаемыми лицами, словно эти убийцы, эти пираты какие-нибудь переписчики, чиновники или… «Имя?» – спрашивают они, и: «Профессия?» Потом, видите ли, вот что им нужно знать: «Причина переезда в Нова-Эспериум?» – а я боюсь, как бы не рассмеяться им в лицо.

      Куда мы, на хрен, движемся?

      Они долго что-то записывали с моих слов, заносили сведения в свои бланки, потом перешли к сестре Мериопе и задали ей те же вопросы. Они не делают различий между лингвистом и монахиней, кивают, уточняют.

      Почему они не отобрали у нас наши вещи? Почему они не сорвали с меня драгоценности, не изнасиловали, не зарезали? Они говорят, что нам запрещено иметь при себе оружие, книги и деньги, – все остальное можно оставить при себе, – они обыскивают наши сундуки (не очень тщательно), достают оттуда кинжалы, банкноты, книги, пачкают мою одежду, но больше ничего не забирают. Они оставляют письма, сапоги, картинки и всякое барахло.

      Я прошу оставить мне книги. Я не могу отдать их вам, не забирайте их у меня, они мои, некоторые из них я сама и написала, и они оставляют мне блокнот, но все печатное – рассказы, учебники, роман – забирают. Без всяких разговоров. На них не производит никакого впечатления, когда я говорю, что Б. Хладовин – это я. Они забирают мои сочинения.

      И я понятия не имею зачем. Никак не могу понять, какова их цель.

      Сестра Мериопа сидит и молится, бормочет свои священные суры, а я удивляюсь и радуюсь тому, что она не плачет.

      Они держат нас взаперти, приходят время от времени с чаем и едой. Ни грубые, ни любезные – безразличные, как служители в зоопарке. Мне приспичило, сообщаю я им. Я сильно стучу в дверь, докладываю, что мне нужно в туалет, и выглядываю из дверей, но охранник в моем коридоре кричит, чтобы я убиралась назад в каюту, и приносит мне ведро, на которое с ужасом смотрит сестра Мериопа. Но мне все равно, я ему соврала, я хотела найти Иоганнеса или Фенека. Я хочу знать, что происходит в других местах.

      Повсюду слышны шаги и ленивые разговоры на языке, который я почти понимаю. «Северо-северо-восток», «Другая сторона палубы», «Правда? Я не знал», «Куда девался Его Заступничество?», а потом еще какие-то совсем малопонятные слова.

      В иллюминаторе над моей головой не видно ничего, кроме срываемых ветром брызг, мрака над нами и под нами. Я курю одну сигариллу за другой.