Неопалимая купина. Борис Васильев

Чтение книги онлайн.

      – С чего взяли? У вас все сдано.

      – На тройки? Так они мне эти тройки из жалости ставят, ясно? А мне жалость не нужна. Так что либо отчисляйте, либо дайте право все тройки обратно пересдавать.

      – Это нарушение.

      – А когда бабы ротами командовали – это как, не нарушение? Ну и нечего мне законами в нос тыкать.

      Разрешили. Самолюбивая до болезненности, Антонина старалась по возможности не пользоваться этой особой льготой, но иногда приходилось: историю древнего мира, к примеру, три раза пересдавала, пока четверку не заработала. Она уж ее, историю эту, почти наизусть выучила, а вот с датами никак не справлялась: не могла сообразить, каким образом дата рождения всяких там Периклов, Ганнибалов, Спартаков да Александров Македонских в абсолютном цифровом выражении больше, чем дата смерти.

      – Ну это же все – до нашей эры, понимаешь? Потому и считают наоборот.

      – Какой же может быть оборот во времени?

      – Условность такая, Антонина. От новой эры – плюс, до новой – минус. Ну, от рождения Христа.

      – Ты мне башку не морочь, он же легендарный.

      За разъяснениями она обращалась только к мужчинам, хотя в педвузе их было очень мало. Не потому, что презирала девчонок – она не презирала, а жалела их, – а потому, что чувствовала себя неизмеримо старше. Старше даже тех, кто годами обогнал ее, будто время, которым измеряла она собственную жизнь, тоже считалось «наоборот», как до нашей эры.

      Девочки ее побаивались. В подругах никто не числился, но наиболее бессовестные беззастенчиво пользовались ее добротой и ставшим уже смешным, но упорным нежеланием считать – деньги ли, продукты или лимитные книжки, которые ей выдавал военкомат вплоть до денежной реформы, когда отменили карточки, пайки, лимитные книжки, а деньги меняли один к десяти. Она делилась последним, а то и просто отдавала это последнее по первой же просьбе или без просьбы, вдруг.

      – Мне чулки шелковые выдали, а у тебя ноги красивые. Держи.

      – Что ты, что ты! А сама как же?

      – А мне к чему? Все равно в сапогах.

      «Контуженая!» – хихикали пройдошистые, не понимая, что старший лейтенант Иваньшина беззаветно щедра не вследствие контузии, а потому, что фронт научил ее ценить только абсолютные ценности на всю оставшуюся жизнь.

      – Пальтишко купи, простудишься. Держи сотню, больше нет.

      – Ой, Тонь, я же отдать не смогу.

      – А ты не отдавай. Ты пальтишко купи.

      Очень уважали ее в институте. Любили, правда, куда меньше за резкость и колючесть, но уважали, а старый историк на празднике 7 Ноября сказал, расчувствовавшись:

      – Неопалимая вы наша купина, товарищ Иваньшина. Настоящая советская неопалимая купина!

      Тоня сначала хотела рассердиться на религиозное сравнение и посадить профессора на место, но ей успели вовремя СКАЧАТЬ