Двое и одна. Григорий Марк

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ знаю, что ты сейчас подумал, – презрительно произнесла она, глядя мне в лицо. Голос ее приобрел какой-то красно-багровый оттенок. Голос крови. Она ходила по комнате, и короткие фразы падали на каменный пол то в одном, то в другом углу. – Мама была заведующей, а не спекулянткой! В нашем доме очень культурные люди бывали. Писатели, музыканты. Как ты думаешь, почему я вдруг воккалом – на этом слове она торжественно вытянула губы и удвоила внутреннее «к» – начала заниматься? У нас Нани Брегвадзе в гостях однажды была! Мама оставила для нее какую-то необыкновенную люстру, она просила. И я для нее пела! Она потом сказала маме, что у меня необычный голос и я просто обязана идти учиться в консерваторию.

      Хорошо вижу эту полную девочку, которой придется стать моей женой, стоящую с раскрытым ртом и с правой рукой на овальной спинке антикварного стула. Склонил лысую голову и вдохновенно копошится толстыми белыми пальцами в оскаленной пасти рояля аккомпанирующий отец-атеист. Мелькает слоновая кость тусклых клавиш. Водянистые глаза, увеличенные толстыми очками, подняты к потолку. Возле него на круглом столике непременные канделябры. Благородная патина старины, отсветы свечей в черной крышке открытого инструмента. Все это родом из маминой комиссионки. Внутри мерцают золотистые струны, на которых танцуют шерстяные молоточки. Сама мама застыла в углу, благоговейно приоткрыв рот и положив руки на мощные бедра. К счастью, дочка внешне совсем не похожа на родителей. Рядом с моей будущей тещей Брегвадзе – ее я вижу плохо – с рассеянным видом слушает. А вокруг на много километров натруженные купчинские хрущобы с маленькими балкончиками, заваленными скопленным за годы житейским хламом.

      В коммуналке на улице Чайковского на двери нашей квартиры было восемь звонков и табличка с фамилией моего дедушки. Он был доктором. До революции весь дом принадлежал семье графа Толстого. А 188-я школа, где я учился, была дворцом сестры последнего царя. Но то было очень давно. А я до самого отъезда жил в одной комнате с родителями. И Брегвадзе у нас не бывала. Это я знаю точно. Рояля не было, но зато я читал. И горы книг, которые там прочел, были скалистыми. Несколько сверкающих вершин и бесконечные темные ущелья между ними.

      После смерти родителей – они умерли в один год – она осталась жить в своей завленной вещами квартире среди купчинских крупнопанельных новостроек до самой эмиграции. Наверное, уродство окружающих тебя улиц, домов, впитанное с ранних лет, кроме всего прочего, незаметно формирует характер, учит не замечать неприятное, сколько потом ни занимайся вокалом. Совсем не исключено, что неумение видеть, ценить детали, живопись, поэзию призрачных петербургских площадей и дворцов – неумение, которое останется у нее на всю жизнь, – прочно связано с грубой, примитивной архитектурой этих мест.

      А может, все началось гораздо раньше. Как-то сразу после свадьбы она рассказала, что, когда ей было шестнадцать, один близкий знакомый родителей страшно обидел ее. Не изнасиловал СКАЧАТЬ