До тринадцати лет жизнь Пети Галкина была похожа на сон, а проснулся он уже другим человеком. Вот как все это вышло.
Мальчик вырос на северо-восточной окраине города в дебрях Лихобор (была когда-то в Москве такая деревня). Жили сначала в деревянной избе. Потом деревню сломали, а семью (отца, мать и Петю) переселили в двухкомнатную «хрущёбу».
До тринадцати лет рос нормальным мальчишкой: отменно играл в футбол, в хоккей, ходил со шпаной бить городских. Хотя с виду был щупленький, обожал заводные игры, где можно было у всех на глазах победить за счет юркости. Не давал прохода московским ребятам, не желая себя признавать москвичом. Завидев чужого чисто одетого малого, звал братву и, во главе с ней, двигался наперехват. Шпана наступала стеной, а он, самый маленький, шел впереди, чувствуя себя русским богатырем, который вступит в единоборство перед сражением и неизбежной победой (русские всегда побеждают) определит триумфальный успех. Приблизившись, Галкин начинал провоцировать: лез чужаку в карманы, за пазуху, дергал за уши, за нос, выкрикивая отборную «мать-перемать». На лихоборском наречии это называлось «залупаться». Чужак, как правило был выше ростом и старше Петра. Он просил оставить его в покое, дескать, иду своею дорогой и никому не мешаю, так что дайте пройти. «Юшку! Юшку давай!» – кричала братва. По части «юшки» (кровавых соплей) Галкин считался спецом, и как только «Москвич» не выдерживал и, отгоняя Петра, начинал размахивать руками, тот нацеливался и бил. Если «юшка» показывалась с первого раза, шпана поднимала одобрительный гвалт, и Петя чувствовал себя Ильей Муромцем. Чаще всего чужак доставал платок, всхлипывая и задирая голову, начинал вытирать под носом. Петя бил еще и еще раз, чтобы «юшка» шла гуще. И со словами «Знай наших!» все довольные расходились. Если чужак выставлял кулаки, раздавался кличь: «Малых обижать!?». «Илью Муромца» отодвигали в сторону и наваливались «всем кодлом». И тогда, если не вмешивались взрослые, дело заканчивалось больницей.
Петю трудно было загнать домой делать уроки. Но троечником он был твердым. Утром в школе, чтобы сберечь время для улицы, – переписывал домашние задания у приятелей, а на уроках старался запомнить все, что говорили «училки». На улице чувствовал себя счастливым охотником.
В нем не было ненависти, жажды мщения или настроя: «Кто был ничем, тот станет всем». Просто, в нем жил дух победителя, дух превосходства, дух дикаря ощущавшего наслаждение и торжество от самого процесса низвержения и разрушения. В случае встречной агрессии, он всегда с блеском увертывался. Слабые и робкие бесили его тем, что до сих пор еще не покорились ему. Величие свое он не считал чем-то особенным. К этому стремились все. Но не каждому дано. У него был взгляд маленького смертельно опасного зверька. Этому он научился от старших, уже побывавших в колониях мальчиков. СКАЧАТЬ