Матильда Кшесинская. Жизнь в изгнании. Документальная повесть. Галина Вервейко
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Матильда Кшесинская. Жизнь в изгнании. Документальная повесть - Галина Вервейко страница 13

СКАЧАТЬ истинно трагический вопль какого-то финского художника, похожего на бритого моржа. Уже хмельной и смертельно бледный, он, очевидно, потрясённый до глубины души этим излишеством свинства и, желая выразить свой протест против него, стал что есть силы и буквально со слезами кричать одно из немногих русских слов, ему известных:

      – Много! Многоо! Многоо! Многоо!

      И ещё одно торжество случилось тогда в Петербурге – приезд Ленина. «Добро пожаловать!» – сказал ему Горький в своей газете. И он пожаловал – в качестве ещё одного притязателя на наследство. Притязания его были весьма серьёзны и откровенны. Однако его встретили на вокзале почётным караулом и музыкой и позволили затесаться в один из лучших петербургских домов, ничуть, конечно, ему не принадлежащий.

      «Много»? Да как сказать? Ведь шёл тогда у нас пир на весь мир, и трезвы-то на пиру были только Ленины и Маяковские.

      Одноглазый Полифем, к которому попал Одиссей в своих странствиях, намеревался сожрать Одиссея. Ленин и Маяковский (которого ещё в гимназии пророчески прозвали Идиотом Полифемовичем) были оба тоже довольно прожорливы и весьма сильны своим одноглазием. И тот и другой некоторое время казались всем только площадными шутами. Но недаром Маяковский назвался футуристом, то есть человеком будущего: полифемское будущее России принадлежало несомненно им, Маяковским, Лениным. Маяковский утробой почуял, во что вообще превратится вскоре русский пир тех дней и как великолепно заткнёт рот всем прочим трибунам Ленин с балкона Кшесинской: еще великолепнее, чем сделал это он сам, на пиру в честь готовой послать нас к чёрту Финляндии!»

      Но были и другие воспоминания об этих событиях. Так, например, семилетняя девочка Нина Тихонова, которая в будущем станет эмигранткой-танцовщицей в Париже, вспоминала революционные дни в Петрограде с восторгом:

      «События разворачивались со всё большей быстротой. В начале 1917 года особая нервная атмосфера делалась заметной даже для меня. Отец и мама всё время проводили у Горького или в редакции журнала «Летопись». К обеду у нас собиралось всё больше народу. Бурно обсуждались события, мелькали имена политических деятелей – князя Львова, Милюкова, Керенского, новые слова… Государственная дума, как я тогда полагала, была местом, где думают… Из окна стало видно, как по Каменноостровскому проспекту шагали люди с красными флагами. Разгоняя толпу, скакали конные полицейские, близко-близко трещал пулемёт. Одна его пуля застряла в стене нашего дома, как раз над окном столовой. Наверное, она и по сей час – там.

      Наступил день, когда мне сказали, что царь сброшен и что пришла Революция. Я заволновалась: кто такая? А царь не ушибся? Никто не пытался мне ничего объяснять. Родители совершенно исчезли с нашего горизонта. В доме царило радостное возбуждение. Брат и я распевали «Марсельезу».

      Навсегда СКАЧАТЬ