Пресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах. Борис Панкин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ а сама уж глаза налила с утра пораньше, Мордвин, видать, поднес.

      – Тетя Маша, я буду говорить, – это у нее такая присказка была: «Я буду говорить».

      – Тетя Маша, тебе приказ вышел, я буду говорить. Первое предложение – твою кошку поймать и застрелить. Она у Иван Михалыча трусков поела.

      Я, знамо дело, опять за свое.

      – А ты как можешь говорить, что моя то кошка? А может, твоя? Ты к его двору-то поближе живешь.

      Мордвин, тот знай свое бубнит:

      – Я видел, к тебе следы привели.

      Я ему снова про потолок да погребицу. Он матом ругаться. Побежал к себе на огороды – принес полтруска без головы. Вот, туды-растуды, какой твоя кошка беды наделала. Подавай, говорит, ее сюда. Я ее сказню.

      А при мне тут Леша наш был. (Муж еще одной моей двоюродной сестры). Ну, моли бога, он тогда не очень штобы уж пьяный был. Не навроде Ленки. А то бы он их в клочья разнес.

      – Ты, – говорит он Иван Михайловичу, – не имешь полного права так выражаться в чужом дому.

      Мордвин ему:

      – Я не с тобой разговариваю, я с теткой Машей разговариваю.

      А он:

      – Ты не со мной разговариваешь, а я с тобой хочу поговорить, разговориться… Ты знаешь, что нынче за матерщину бывает?

      Тот завел – и про гуся и про корову, – а я ему и говорю:

      – Ты, Иван Михайлович, почто с этой бумагой да с ружем этим ко мне-то пришел. Ты ее кошке предъяви. Ты кошку мою на суд вызови. Там ее и допросят…

      – Ну и чем же все кончилось? – спросил я бабушку.

      – Да тем и кончилось, что достала я бутылку беленькой, налила им по стакану. Да и Лехе заодно. С тем и ушли.

      Она по привычке вытерла концами белоснежного своего платка старческие губы:

      – Надсядишьси-и-и!

      Я же припомнил, как несколько лет до того бабушкино искусство разговориться, может быть, даже спасло нас с мамой и младшим братом от погибели. Собственно, даже два таких случая мне припомнилось.

      Дело было все в тот же ужасный сорок первый. Я-то, помнится, таким его не видел, книгочей-тимуровец сидел во мне крепко. И все происходящее я долго еще воспринимал сквозь призму «Юного барабанщика», «РВС» да львакассилевских повестей, которые помнил чуть ли не наизусть.

      Чем больше сходства между наступившей жизнью и прочитанными книгами я находил, тем больше воодушевлялся, на детский, разумеется, манер…

      Проводы на фронт сначала дяди Васи, потом, через неделю, отца… Первые воздушные сначала тревоги, а потом и налеты, дежурства, втайне от матери, на крыше. Первая брошенная в бачок с песком шипящая зажигалка…

      Известие о том, что предстоит отправиться в эвакуацию в Сердобск, к родне отца, я встретил со смешанным чувством. С одной стороны, стояли в памяти прошлогодние каникулы, проведенные на берегу полюбившейся речки, с другой стороны – расставание с боевыми, прямо из книг, буднями.

      Примирило с предстоящим путешествием то, что ехать довелось не в обычном пассажирском поезде, а в теплушке. СКАЧАТЬ