.

Чтение книги онлайн.

      Я вспомнил, что он, по словам Липутина, занял с утра деревянный флигель на дворе. В этом флигеле, слишком для него просторном, квартировала с ним вместе какая-то старая, глухая баба, которая ему и прислуживала. Хозяин дома в другом новом доме своем и в другой улице содержал трактир, а эта старуха, кажется, родственница его, осталась смотреть за всем старым домом. Комнаты во флигеле были довольно чисты, но обои грязны. В той, куда мы вошли, мебель была сборная, разнокалиберная и совершенный брак: два ломберных стола, комод ольхового дерева, большой тесовый стол из какой-нибудь избы или кухни, стулья и диван с решетчатыми спинками и с твердыми кожаными подушками. В углу помещался старинный образ, пред которым баба еще до нас затеплила лампадку, а на стенах висели два больших, тусклых, масляных портрета, один покойного императора Николая Павловича, снятый, судя по виду, еще в двадцатых годах столетия; другой изображал какого-то архиерея.

      Господин Кириллов, войдя, засветил свечу и из своего чемодана, стоявшего в углу и еще не разобранного, достал конверт, сургуч и хрустальную печатку.

      – Запечатайте вашу записку и надпишите конверт.

      Я было возразил, что не надо, но он настоял. Надписав конверт, я взял фуражку.

      – А я думал, вы чаю, – сказал он, – я чай купил. Хотите?

      Я не отказался. Баба скоро внесла чай, то есть большущий чайник горячей воды, маленький чайник с обильно заваренным чаем, две большие каменные, грубо разрисованные чашки, калач и целую глубокую тарелку колотого сахару.

      – Я чай люблю, – сказал он, – ночью, много; хожу и пью; до рассвета. За границей чай ночью неудобно.

      – Вы ложитесь на рассвете?

      – Всегда; давно. Я мало ем; все чай. Липутин хитер, но нетерпелив.

      Меня удивило, что он хотел разговаривать; я решился воспользоваться минутой.

      – Давеча вышли неприятные недоразумения, – заметил я.

      Он очень нахмурился.

      – Это глупость; это большие пустяки. Тут все пустяки, потому что Лебядкин пьян. Я Липутину не говорил, а только объяснил пустяки; потому что тот переврал. У Липутина много фантазии, вместо пустяков горы выстроил. Я вчера Липутину верил.

      – А сегодня мне? – засмеялся я.

      – Да ведь вы уже про все знаете давеча. Липутин или слаб, или нетерпелив, или вреден, или… завидует.

      Последнее словцо меня поразило.

      – Впрочем, вы столько категорий наставили, не мудрено, что под которую-нибудь и подойдет.

      – Или ко всем вместе.

      – Да, и это правда. Липутин – это хаос! Правда, он врал давеча, что вы хотите какое-то сочинение писать?

      – Почему же врал? – нахмурился он опять, уставившись в землю.

      Я извинился и стал уверять, что не выпытываю. Он покраснел.

      – Он правду говорил; я пишу. Только это все равно.

      С минуту помолчали; он вдруг улыбнулся СКАЧАТЬ