– О чем?
– Узнаешь о чем.
– Я ухожу!
– Сиди, не рыпайся.
Твердые пальцы тисками сдавили плечо Орешкина.
«Господи, откуда у него столько сил?»
– Я умираю, русский, понял? Умираю. А тебе повезло. Джекпот тебе достался, русский.
– О чем вы говорите?
– Денег хочешь? Много денег? Будут тебе деньги! Аллахом клянусь – будут. Ты не убегай, русский… Не убежишь?
Димка отрицательно мотнул головой. Старик отпустил его руку и принялся стаскивать с пальца массивный перстень.
– Слушай, русский, найди моего сына…
«Никаких историй!!!»
Упоминание о деньгах – больших деньгах! – на некоторое время заставило Орешкина позабыть об опасности. Но при словах «найди моего сына…» инстинкт самосохранения попытался взять верх над жадностью.
– Я ничего не возьму! И не буду никому ничего передавать.
Димка даже попытался встать, но старик, продемонстрировав отличную сноровку, успел вцепиться Орешкину в руку.
– Не будь дураком, русский!
И добавил несколько слов на своем языке. Ругался? Наверное, ругался. Строптивого Димку ругал и просто так, потому что больно. А когда больно, всегда ругаются.
– Я не возьму!
– Миллион, русский, миллион тебе сын даст, понял? Только не жадничай! Больше не проси! Миллион! Миллион даст, Абдулла у меня умный. Он все поймет. Он шакалов порежет, а тебе – миллион, понял, русский? Миллион! Только перстень Абдулле отдай, русский, отдай! И скажи, чтобы ей не верил.
– Кому?
– Он знает! Скажи: отец велел ей не верить! Ни одному слову не верить! Ей нельзя верить!
Старик замер. Замолк на полуслове, невидяще глядя на Орешкина. Димка наклонился к нему:
– Вы…
Умолк. Понял. Задрожал. С лихорадочной поспешностью разлепил пальцы мертвеца и бросился вверх по ступенькам, сжимая в кулаке окровавленный перстень.
С самого детства Мустафа Батоев страдал из-за своего невысокого роста. Он был самым маленьким парнем во дворе, самым маленьким учеником в классе, самым низеньким студентом на курсе. А если добавить к этому наличие избыточного веса да косой правый глаз, то картина получится совершенно безрадостная. Друзья над Мустафой посмеивались, девушки в упор не замечали, а красавица Зина, по которой вздыхал едва ли не весь факультет, как-то заметила, что подобный внешний вид можно простить только Наполеону.
Батоев это высказывание запомнил.
Стиснул зубы, побледнел, но промолчал. Ушел с той вечеринки и до утра бродил по московским улицам.
«Наполеон? Хорошо. Раз ты настаиваешь – пожалуйста».
Ребенок, наделенный столь кошмарной внешностью, имеет все шансы вырасти закомплексованным неудачником, прикрывающим неуверенность громкими словами и рисованным СКАЧАТЬ