«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы). Андрей Платонов
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу «…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы) - Андрей Платонов страница 58

СКАЧАТЬ Это правда еще и потому, что быть отвергнутым своим классом и быть внутренне все же с ним – это гораздо более мучительно, чем сознать себя чуждым всему, опустить голову и отойти в сторону.

      Мне сейчас никто не верит, – я сам заслужил такое недоверие. Но я очень хотел бы, чтобы вы мне поверили; поверили лишь в единственное положение: я не классовый враг.

      «Впрок» я писал более года назад – в течение 10–12 дней[447]. Отсюда его отрицательные качества технического порядка. Идеологическая же вредность, самое существо дела, произошла не по субъективным причинам.

      Но этим я не снимаю с себя ответственности и сам теперь признаю, после опубликования критических статей, что моя повесть принесла вред. Мои же намерения остались ни при чем: хорошие намерения, как известно, иногда лежат в основании самых гадких вещей[448]. Ответственности за «Впрок», повторяю, я с себя не снимаю, – это значит, что я должен всею своей будущей литературной работой уничтожить, перекрыть весь вред, который я принес, написав «Впрок».

      Лично для вас, Алексей Максимович, я должен сообщить следующее. Много раз в печати упоминали, что я настолько хитрый, что сумел обмануть нескольких простых, доверчивых людей[449]. Вам я должен сообщить: эти «несколько» равны минимум 12-ти человекам; причем большинство из них старше меня возрастом, старше опытом, некоторые сами уже видные литераторы (во много раз сделавшие больше, чем я)[450]. Рукопись проходила в течение 8-10 месяцев сложный путь, подвергалась несколько раз коренной переделке, переработкам[451] и т. д. Все это совершалось по указаниям редакторов. Иные редактора давали такую высокую оценку моей работе, что я сам удивлялся[452], ибо знал, что по художественным качествам этот.

      «Впрок» – произведение второстепенное. Теперь я понимаю, что такие редакторы были неквалифицированные люди. Но тогда мне было понять это трудней. Член одной редколлегии сказал мне следующее: «Ты написал классическую вещь, она будет жить долгие годы» и т. д.

      Я редко видел радость, особенно в своей литературной работе, естественно, что я обрадовался, тем более что другие редактора тоже высоко оценили мою работу (не в таких, конечно, глупых словах, как упомянутый член редколлегии). Однако я умом понимал: что-то уж слишком!

      Жалею теперь, что я поверил тогда и поддался редкому удовольствию успеха. Нужно было больше думать самому.

      Теперь же вышло, что я двенадцать человек обманул – одного за другим[453]. Я их не обманывал, Алексей Максимович, но вещь все же вышла действительно «обманная» и классово враждебная. Я не хочу сказать, что 12 человек отвечают вместе со мной перед пролетарским обществом за вред «Впрока». И чем они могут ответить? Ведь никакой редактор не станет писать таких произведений, которые поднялись бы идеологически и художественно на такой уровень, что «Впрок» бесследно бы исчез.

      Я автор «Впрока», и я один отвечаю за свое сочинение и уничтожу его будущей работой, если СКАЧАТЬ



<p>447</p>

См.: «…в наши дни невозможно писать ни о чем, забывая главное, а главное – это непримиримая борьба классов, из которых один отжил свой век, другой – только что начинает жить, и живет и героически работает для того, чтобы завоевать весь мир» (Горький М. О трудколониях ОГПУ // Правда. 1931. 14 июля. С. 2).

<p>448</p>

Платонов действительно быстро написал повесть весной 1930 г., используя не опубликованные к этому времени рассказы, были и очерки 1928–1929 гг. и монтируя их с новым рукописным текстом (см. динамическую транскрипцию автографа «Впрок»: Архив. С. 81–146. Публикация Н. Умрюхиной). См. также прим. 1 к п. 151.

<p>449</p>

Переложение крылатого выражения: «Благими намерениями вымощена дорога в ад».

<p>450</p>

Предложение (от «в печати…» и до конца) Горький подчеркнул красным карандашом. Практически во всех критических статьях 1931 г. на разные лады варьировалась тема «хитрого» классового врага в лице автора повести и его героев, тем самым как бы повышался политический и эстетический статус критика-разоблачителя, сумевшего сорвать маску с клеветника на советскую действительность: «…кулацкие агенты всё реже решаются выступить с открытым, ничем не замаскированным нападением на колхозное строительство. Они всё чаще принуждены надевать маску сочувствующих, «в общем и целом», но только сомневающихся, колеблющихся. Они норовят прикинуться безобидными чудаками, юродивыми, которые режут «правду-матку», мучаясь и тревожась // […]. Они же – простые и прямые люди, они «способны ошибиться…» Всякий наблюдающий классовую борьбу в нашей деревне и участвующий в ней знает этот тип хитрого, пронырливого классового врага, знает, как часто пытается кулак надеть маску «душевного бедняка», заботящегося о народе. […] Одним из кулацких агентов указанного типа является писатель А. Платонов» (Фадеев А. Указ. соч. С. 3). Наиболее концентрированное воплощение тема классового врага обрела в статье Макарьева: «Перед нами – наглое выступление классового врага. Но враг этот хитер и изворотлив. Он не везде говорит прямо, не везде выступает открыто. Он знает, что в наше время трудновато. И он скрывается за частоколом намеков, прикидывается болеющим за наше строительство простаком. […] Классовый враг прикидывается «душевным бедняком», измученным заботой за всеобщую действительность […]. Классовый враг хитренько объявляет себя «дураком новой жизни». С дурака, дескать, и спроса нет, если сболтну что не так! И обман удался. Замаскированное выступление классового врага (отнюдь не дурака, а ловкого и хитрого!) напечатано в советском журнале, да еще как «бедняцкая хроника»! Только излишней доверчивостью редакции можно объяснить, что ее так облапошили. Иначе объяснить нечем, ибо никакими художественными достоинствами очерки Платонова не обладают. Классовый враг может быть и талантливым художником. Здесь, к счастью, мы этого не видим. Все 40 страниц очерков – сплошное сухое, серое, скучное сукно! Убогий, с претензией на оригинальничание юродствующий язык лесковских дьяконов, вымученное и противоестественное словосочетание, словесное манерничание, фиглярство и кривляние, абсолютное незнание быта и языка деревни […] – всё это говорит о том, что вылазка произведена хитрым, но малоталантливым представителем кулачества. Но тем более трудно найти оправдание для редакции «Красной нови», сделавшей совершенно недопустимую политическую ошибку, позволившей врагу использовать для клеветы на нас нашу же печать» (Указ. соч. С. 26–27).

<p>451</p>

Повесть читалась главными редакторами по крайней мере трех журналов – Ф. Панферовым («Октябрь»), В. Полонским («Новый мир») и А. Фадеевым («Красная новь»), а также редакторами 4-х издательств («Федерация», «Земля и фабрика», ОГИЗ, ГИХЛ).

<p>452</p>

Повесть начала читаться в редакциях летом 1930 г. Рецензенты подчеркивали, что книга написана «очень талантливо» (И. Сац), отмечали недостатки платоновского «наблюдателя», указывали на необходимость ее доработки (см.: Воспоминания. С. 282–285; Протокол заседания рабочего редсовета Государственного издательства художественной литературы / статья и публикация Н. Умрюхиной // Архив. С. 600–619; Андрей Платонов в донесениях ОГПУ. С. 849850). В ходе переработки первой редакции «Впрок» Платонов учел замечания читавших повесть редакторов и рецензентов: отказался от открывающего повесть текста «От составителя», переписал несколько эпизодов, снял фразы, вызывавшие вопросы и возражения (см. об этом: Андрей Платонов: «Меня убьет только прямое попадание по башке» / Публикация М. А. Платоновой. Подготовка текста и очерк творчества Н. В. Корниенко // Новый мир. 1993. № 4. С. 112–117).

<p>453</p>

Высокую оценку повести дал Я. З. Черняк, редактор отдела русской литературы издательства «Земля и фабрика», на обсуждении «Впрок» в октябре 1930 г.: «Новая вещь Платонова – бедняцкая хроника «Впрок», которую он предложил издательству, – представляет собою исключительно талантливое произведение, которое показывает нам строительство, колхозное движение в деревне, причем автор вырабатывает на протяжении многих лет свой стиль, свой особый метод в литературе, он пошел также путем соединения сатирических приемов с реальными показами действительности. Как он иллюстрирует эту хронику? Из каких углов он показывает колхозное строительство? Он взял человека, который как бы бродяга, он – душевный бедняк. Человек, который во всем сомневается. Ничему на слово не верит. Хочет сам во всем убедиться и во всем сомневается. Это – душевный бедняк. В один прекрасный день он отправляется с какого-то вокзала, в неизвестном направлении, по стране. И начинаются описания. В вагоне у него показана замечательная сцена со случайным попутчиком. […] Путешествуя далее, он встречает различные типы. Описана замечательная встреча с кузнецами, где жили партизаны. Очень своеобразная история с лжебогом. Автор занятно показывает, как один из кузнецов перевел святого на сторону антирелигиозной пропаганды» (Протокол заседания рабочего редсовета Государственного издательства художественной литературы // Архив. С. 601–602). Рекомендовал повесть к изданию и такой опытный редактор, как В. И. Соловьев (член редколлегии «Нового мира», редактор отдела прозы издательства «Федерация»): «Сквозь насмешку, а порой издевательство над головотяпами чувствуется любовь автора к тому грандиозному строительству, которое происходит в деревне. […] Книгу следует издать, поручив автору сгладить отдельные шероховатости и исключить редко, но встречающиеся эпизоды, построенные на беспринципном зубоскальстве» (Воспоминания. С. 283–284).