Патрик Леруа. Годы 1821—1830. Татьяна Васильевна Адаменко

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ просто хотелось умереть вдали от войны – так далеко, насколько хватит сил уйти от нее. Может, часовня тогда стала для него символом иных стремлений человека, чем стремление убить ближнего своего. Может, потому, что в часовне было самую малость теплее, чем в пронизанном ветром и дождем лесу. Он дополз.

      Часовня была заброшена очень давно, не осталось ни следа церковной утвари, только еще крепкая крыша над головой и остатки фресок на стенах: чьи-то скорбные глаза, часть нимба, ухо, поднятая в благословляющем жесте рука. Под этой рукой он и привалился к стене. Жизнь тонкой струйкой просачивалась сквозь пальцы.

      Он не знал, для чего продолжает сводить края раны, ведь, даже будь рядом лучший лекарь, он ничего не смог бы поделать – ранения в живот смертельны. «Это несправедливо» – успел подумать он, – «Господи, как же это несправедливо! Несправедливо…

      Леруа думал уже не только о себе, он вспоминал войну, чужую глупость, и бездарность, насилие и жестокость, все, за что нужно платить жизнью. «Это несправедливо…» Он бессильно опустил окрашенные красным руки. Перед глазами мелькали цветные круги, и он уже не мог с уверенностью сказать, кто он такой. Он уплывал в небытие, и там было тепло.

      – Не хочу, мне еще рано, я еще не расплатился…

      – А кому ты собираешься платить?

      – И чем?

      – Выбирай…

      – Выбирай… – голоса стали перекликаться у него в голове, как крики чаек над водой, Леруа уже не мог различить слов, и, проваливаясь вглубь головокружения, он так и не смог выбрать, кому платить. И все завертелось, исчезло в ослепительном сиянии, во вспышке чудовищной боли.

      Он очнулся к утру. Леруа лежал, скорчившись, зажимая руками живот, словно его кишки по-прежнему выскальзывали наружу. Но раны не было. Не было даже шрама, только прореха в ткани и пропитанная кровью одежда. И кровь на полу.

      Снаружи доносились пьяные голоса испанцев – мародеры делили добычу.

      Леруа в ужасе уполз из часовни и плохо помнил, как ему удалось добраться до своих.

      Много позже, уже в Париже, он заметил в себе изменения. Когда это чувство проявилось впервые, он понял, что не может поступить несправедливо. Никто не говорит, что он не пытался – он пытался, ведь абсолютная справедливость упорно вступала в противоречие с нормальной карьерой и мало-мальским личным счастьем; но все его отступления возвращались к нему и карали несообразно тяжести поступка.

      Постепенно он привык к тому, что давало ему это чувство, смирился с сопровождавшим его одиночеством и даже научился находить в этом холодное удовольствие. Модные нынче разговоры о духовных поисках, о необходимости определиться со своим призванием теперь безмерно смешили его. Он не просто нашел свое призвание, это оно позвало его.

      Это превращение далось Леруа нелегко.

      Первый год после своего возвращения с войны СКАЧАТЬ