Кортонов услышал, как засвистел на кухне чайник.
– Мой чай закипает на вечном огне – такой вот отгрохайте памятник мне, – произнес он, усмехнувшись.
– А че ты чайник-то поставил? – удивился Мозгалев. – Пить-то не будешь, что ли? – конечно, под «пить» он имел в виду спиртное.
– Я бруснику чтобы заварить.
– Бруснику?
– Ну да. Сушенная, я отвар делаю. Для почек.
– Понятно. Я помню, брусничным вареньем нас в Златоусте угощали, да, Боря? Помнишь?
Кортонов почувствовал, как его сердце забилось сильнее. Он, конечно, помнил. Ему было семнадцать лет. И ей столько же. Она была стройной девчонкой с обесцвеченными волосами. Ей шло. Она была дочкой хозяев дома, куда они приехали. Он понял, что понравился ей. Они пошли гулять. Он никогда раньше не гулял с девушкой. Он слышал из невидимых златоустовских магнитофонов песню «Плот» Юрия Лозы, «Васю» группы «Браво», «Кукушку» группы «Кино», но когда они вышли к реке, откуда-то раздалась совершенно чудесная песня. Он не знал ее, но потом уже нашел запись. Шинейд О'Коннор «Ничто не сравнится с тобой».
Девушка и он подошли к реке ближе.
– Ай, – сказала она.
– Что? – встревожено спросил Боря.
Она улыбнулась.
– Река так называется. Ай.
– А.
– Б, – сказала она, высунула язык и рассмеялась.
– Сидели на трубе, – добавил он.
Самым странным образом он не чувствовал с ней никакого стеснения. Она его, конечно, волновала. Она его бесконечно волновала. Казалась ему очень красивой. И была такой.
– А тебе не темно будет? – спросила она.
Они шли к реке, чтобы он нарисовал ее портрет. В разговоре он сказал ей чуть ранее, что немного рисует. Она заинтересовалась. Он впервые так свободно, долго и увлеченно рассказывал ей о художниках, которых знал. Она спросила – может ли он нарисовать ее, и он ответил, что – да. Она нашла кусок ватмана, карандаши и они пошли к реке.
– Нет, пока достаточно света, – ответил он.
Он рисовал ее, стараясь ухватить не просто внешность, но, то неуловимое, что незримо присутствовало в это мгновение и, в то же время, было явным как пробел в образовании дилетанта, мечтающего о вечной любви так же неистово, как другие дилетанты мечтают о вечном двигателе.
Стал накрапывать легкий как первый поцелуй дождь.
– Вот ведь невезение, – сказал он. – Я еще не закончил.
– Много осталось?
– Нет, совсем чуть-чуть. Я могу дома доделать.
– Тогда я не буду смотреть, – сказала она. – Ты дома закончи, а потом пришли мне. Хорошо?
Он кивнул, хотя имел в виду совсем другое – что закончит дома у нее, когда они вернутся.
СКАЧАТЬ