Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 1. Александр Солженицын

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Ольде в письмах: на письме не передать, да и в рассказе передашь ли, тут столько сложного, неназовимого. Тогда обошлось благополучно, в Петроград Алина не поехала, можно не вспоминать. Да и неприятно, как всякий просчёт. Но теперь при встрече скрыть – тоже как бы нечестно. Томило. И здесь, не сразу, рассказал.

      И вот – не предвидеть было: как Ольда взволновалась, как стала подробно и перекрестно выспрашивать и сколько ещё о том говорила, заснуть было нельзя. А с утра, чуть глаза размежили, – снова и снова. Вот эти разговоры на сутки уже стали ему и тяжелы. Это опять было учительно, даже нудно, – и здесь тоже упрёки! Из того, что он делал промахи, Ольда вывела, что теперь она будет направлять его по своим оценкам, внушать план, как поступать. И такой иногда тон, что если вот сейчас она не скажет Георгию суровой правды, то и никто ему не скажет. Она думала за него как уже за своего мужа, так уверенно говорила, что – мужем своим признала его, будто они уже и под венцом побывали. Почти так подразумевалось и в гостях у соседа-профессора, и Георгий подумал: нет. Да если был бы он сейчас и свободен, – вот так прямо? Нет. Слишком ли много в ней настойчивого, даже властного?..

      А между тем весь её внушаемый план к тому и сводился, чтобы он боролся за неё. И Георгию стало перед ней же неловко, чтобы ей возразить. А она так понимала его молчание, что он впитывает, и развивала дальше.

      Впрочем, если это – голосом певучим, уговорчивым, у тебя при плече журчит, – так хоть и пусть. В уговоры не так-то можно и вслушиваться, чтó пропустить, не отозваться. Эти докуки соскальзывали, а девочка с зелёными глазами была вот она. Да не с такими уж зелёными, как раскрашивала карандашами, всего-то с призеленью. Тут всё двоилось. Рядом с собою он ощущал Ольженьку как сокровище, он и всегда, наверное, будет ждать её зова и томиться без неё. Но к Алине оставался долг и вечно ноющее чувство, к Ольде не было такого.

      Сама ж говорила, что время – безценный помощник, и сама ж вот торопила, что теперь уже откладывать нельзя. Что – откладывать?..

      А тут ещё стала Ольда учить жутковато, как доброта губит в личном, как порезы надо лечить холодом и как бы надо Алине утешителя…

      Георгий не показывал вида, всё опасаясь обидеть, а сердце в нём – заныло.

      Он не заметил точно, когда именно и отчего, от какого именно толчка. Да может, он и проснулся уже с необъяснимо занылым сердцем.

      Как появляется этот первый наслой душевного стеснения – мы не всегда замечаем отчего. Когда вчера гуляли по безлюдным Мустамякам с забитыми на зиму домиками и ходили к профессору – уже что-то тяжелило или потягивало куда-то вон.

      И днём бегали за бревном и пилили весело, – а что-то сжимало и сжимало, неуклонно.

      За таким стесненьем если не уследишь – то легко ошибиться: это сжатие сходно бывает и от предчувствия беды в будущем, и от раскаяния в уже совершённом. Эти два мрака очень сходны.

      От ольдиных уговоров? Как будто нет. Хотя и они вложились. Но было что-то и СКАЧАТЬ