Такая разная любовь. Любимые произведения русских классиков (сборник). Отсутствует

Чтение книги онлайн.

      Сторож фыркнул в бороду, осветил мое лицо огнем папиросы и пошел прочь, тяжко топая сапогами по липкой земле.

      – Веди! Только допрежде в рожу загляни ей.

      А женщина села в грязь и, разгребая ее руками, завизжала гнусаво и дико:

      – Как по-о мор-рю..

      Недалеко от нее в грязной жирной воде отражалась какая-то большая звезда из черной пустоты над нами. Когда лужа покрылась рябью – отражение исчезло. Я снова влез в лужу, взял певицу под мышки, приподнял и, толкая коленями, вывел ее к забору; она упиралась, размахивала руками и вызывала меня.

      – Ну – бей, бей! Ничего, – бей… Ах ты, зверь… ах ты, ирод… ну – бей!

      Приставив ее к забору, я спросил – где она живет. Она приподняла пьяную голову, глядя на меня темными пятнами глаз, и я увидал, что переносье у нее провалилось, остаток носа торчит, пуговкой, вверх, верхняя губа, подтянутая шрамом, обнажает мелкие зубы, ее маленькое пухлое лицо улыбается отталкивающей улыбкой.

      – Ладно, идем, – сказала она.

      Пошли, толкая забор. Мокрый подол юбки хлестал меня по ногам.

      – Идем, милый, – ворчала она, как будто трезвея. – Я тебя приму… Я те дам утешеньице…

      Она привела меня на двор большого двухэтажного дома; осторожно, как слепая, прошла между телег, бочек, ящиков, рассыпанных поленниц дров, остановилась перед какой-то дырой в фундаменте и предложила мне:

      – Лезь.

      Придерживаясь липкой стены, обняв женщину за талию, едва удерживая расползавшееся тело ее, я спустился по скользким ступеням, нащупал войлок и скобу двери, отворил ее и встал на пороге черной ямы, не решаясь ступить дальше.

      – Мамка, – ты? – спросил во тьме тихий голос.

      – Я-а…

      Запах теплой гнили и чего-то смолистого тяжело ударил в голову. Вспыхнула спичка, маленький огонек на секунду осветил бледное детское лицо и погас.

      – А кто же придет к тебе? Я-а, – говорила женщина, наваливаясь на меня.

      Снова вспыхнула спичка, зазвенело стекло, и тонкая, смешная рука зажгла маленькую жестяную лампу.

      – Утешеньишко мое, – сказала женщина и, покачнувшись, опрокинулась в угол, – там, едва возвышаясь над кирпичом пола, была приготовлена широкая постель.

      Следя за огнем лампы, ребенок прикручивал фитиль, когда он, разгораясь, начинал коптить. Личико у него было серьезное, остроносое, с пухлыми, точно у девочки, губами, – личико, написанное тонкой кистью и поражающе неуместное в этой темной сырой яме. Справившись с огнем, он взглянул на меня какими-то мохнатыми глазами и спросил:

      – Пьяная?

      Мать его, лежа поперек постели, всхлипывала и храпела.

      – Ее надо раздеть, – сказал я.

      – Так раздевай, – отозвался мальчик, опустив глаза.

      А когда я начал стаскивать с женщины мокрые юбки – он спросил тихо и деловито:

      – Огонь-то – погасить?

      – Зачем же!

      Он промолчал. Возясь с его матерью, как с мешком муки, я наблюдал СКАЧАТЬ