Ипохондрия life. Алексей Яковлев
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Ипохондрия life - Алексей Яковлев страница 15

СКАЧАТЬ нехитром деле удачи и не снискала. А нонче страдает меланхолией, ежится от холода и много курит». Дура! Сколько же можно заниматься самоедством!…

      Детские воспоминания всегда самые теплые, стойкие, с каким-то терпким, прелым, нестираемым ароматом, со вкусом алого шиповника и предвкушением дождя, свежим ветром, улыбками и беспечной радостью, пустыми мимолетными обидами, морозной зимой с узорами на стеклах и нежным солнечным летом, с зеленью и душистой сиренью, навсегда полюбившимися песнями, маленькими незаменимыми удовольствиями, с мороженым, с воркующими голубями на карнизе поутру, с любимыми игрушками, с хорошими друзьями.

      В детстве была болезненная тихоня. Звалась Ника (одноклассники величали Рони). Училась хорошо, читала много, плакала мало.

      Что-то еще? Наверное, о поэзии. Стихи начала писать четырнадцати лет от роду (и вовсе не была ни в кого влюблена). Почувствовала внутреннюю щемящую потребность, горделивую ненасыщенную жажду, вскрывшиеся, подобно гноящимся ранам, избытки нереализованного самолюбия. С тех пор что-то сломалось во мне, окружающий мир был преображен и предстал в новых и не всегда ярких цветах. Исчезли предубеждения и слепая уверенность, за истощенностью воспаленных глаз росла и крепла доселе неизвестная моему существу внутренняя сила. Из поэтов – Маяковский. Из поэтесс – Ахматова, Цветаева (в алфавитном порядке). Больше половины – самоубийцы. Как кстати.

      Основная часть из написанного мной в то время ныне покоится дома в Брянске, большая часть не стоит того, чтобы перечитывать. Некоторые строчки отчего-то засели в голову, периодически беспокоят (ноют, зудят), как осколки после ранения:

      Лето. Жажда… И стаи во тьме

      Пропоют свою песню оврагам,

      Мхам болотным, гниющим корягам,

      Синеоким лесам и луне

      Знойный ветер погонит сквозь пыль

      Эхо мрачных ночных колыбельных,

      Стон незримых потоков подземных

      И сухой сединистый ковыль

      Тонут звезды в июньскую степь,

      Месяц скрылся за дальние склоны,

      И в церквях зарыдают иконы,

      Оставляя соленую взвесь…

      Родители провожали как в последний путь. Запомнилось серьезное мрачное лицо отца и мать, не сдержавшая слез… Из друзей никого не было. Поезд тронулся вдоль полей, цветущих лугов, глухих буреломных лесных чащ, безжизненных станций. В такт вагону вдоль железной колеи промеж притоптанного бурьяна и огромного уродливо стоящего борщевика на ветру грустно раскачивалась адамова голова. Судимир. Малоярославец. Лихославль. Бологое-Московское. Непрерывный глухой стук колес.

            Дымом костра… Над пустошью эхо пульсирует стансами,

           Стынет зола, безудержно болью дрожит под пальцами,

           Привкус смородистый осени, душу встряхнув, очистила,

           Воздух оглох, наполнился серой, частицами выстрела…

      По бездорожью холодом, СКАЧАТЬ