Марксизм как стиль. Алексей Цветков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ журналы заказывают мне статьи о «легендарных» и «непревзойденных» РАФ. Нельзя ли, спрашивает редактор, связать их с модным кино, ну, с «Матрицей», например?

      В первой серии «Матрицы» безупречно выражен пафос городских партизан, ведущих войну с организаторами всеобщей иллюзии, остановившими время в конце 1990-ых плантаторами поколений, пожирающими нашу энергию. Но вторая и третья серии включают обычный для такого «двусмысленного» кино приём – источником зла оказывается не вся Система, но её отдельный, сломавшийся элемент. Фашизм, который РАФ видели повсюду, оказывается не сутью Системы, но отдельным перегибом в отдельных местах, требующим устранения. Революция заменяется реформой, а поражение плантаторов их улучшением. Всем городским партизанам предлагается стать добровольными помощниками полиции и озеленителями улиц. Пафос же первой серии оказывается чрезмерен и ошибочен. Партизаны перепутали злоупотребления властью с её сутью. В этом смысле, трёхсерийная «Матрица» это история того, как менялась идеология «выживших» и «вписавшихся» герильерос.

      У них имелось своё кино. Навсегда запрещенное «Сопротивление» Майнхоф, в котором нет ничего подрывного, кроме личностей – Баадера и Энслин. Или Хольгер Майнц. Он явился к скульптору Хоффу с просьбой сделать стальной корпус гранаты и большое тело бомбы, которое удобно держалось бы под женским платьем, на корсете.

      – Зачем? – спросил скульптор.

      – Для моего революционного фильма, конечно, – ответил режиссер – в финале там Мадонна среди торговых рядов рожает бомбу.

      Этот ответ вполне устроил Хоффа. Нужно стремиться к ситуации, когда все скульпторы будут настолько понятливыми.

      Майнц снял короткое кино о том, как сделать и метнуть зажигательную противополицейскую бутылку и не вспыхнуть при этом самому. Рок-н-рольную историю о взаимоотношениях металлического цинка, гексахлорэтилена и нитрата. Эпос о машине, взрывающей в назначенный час саму себя. Собирался снять пару музыкантов, возившую динамит в коляске, вместе со своим грудным малышом.

      «Мы все умрем. Единственно важное, за что ты умираешь и как ты для этого жил. У меня была ясность: воевал со свиньями за людей. Я любил жизнь и потому мне плевать на смерть» – за месяц до смертельного исхода своей тюремной голодовки писал Майнц. Последний и самый революционный свой кадр режиссер сделал после смерти. Фотография его, почти испарившегося (42 киллограмма) тела, попала в журналы и стала иконой. Партизаны РАФ носили «Майнца» с собой, чтобы их челюсти никогда не разжались для иудиного поцелуя, примиряющего человека с Системой.

      На следующий день после смерти Майнца председатель верховного суда Западного Берлина Дренкман увидел у себя на пороге двух миловидных девушек. Таким любят давать микрофон в популярных ток-шоу. Ничего не понимая, он улыбнулся. Одна протянула ему букет красных роз, а вторая изрешетила судью пулями. Цветы остались на месте преступления. Эти эмблемы социал-демократии СКАЧАТЬ