В мире отверженных. Записки бывшего каторжника. Том 2. Петр Якубович

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ так. Я оченно хорошо понимаю теперь, что те-то книжки, которые вы нам читали, – так себе, пустяковые книжки для простого народа, вот как мы, дураки. Ну, прямо сказать, белые книжки, как есть белые – бумага и ничего больше. Для старых баб все это да ребятишек списано. А вы сами с товарищами по настоящим, значит, по черным книгам учились… Я это очень хорошо теперь вижу.

      – Не понимаю я вас. Какие такие черные книги?

      – Ну, уж вы со мной не разговаривайте так. Я ведь не какой-нибудь Луньков или Сохатый… Новой[4] арестант с умом, а новой совсем как младенец… Ну, а я до пятидесяти годов дожил и тоже что-нибудь смекаю. У меня самого бабушка – прямо скажу вам, не таясь – ведьма была, вот что!

      Я поглядел во все глаза на выжившего из ума старикашку: он был, по обыкновению, комично-серьезен и величав.

      – Я ведь слышу ваши разговоры… Вы думаете, я сплю ночью-то? Вовсе что есть глаз не смыкаю! И до того вникаю – ну, прямо сказать, все уши прикладаю к вашим речам!

      – Это не очень, положим, похвально подслушивать, но что ж такое поняли вы из наших разговоров?

      – А вот то и поняли, что у каждого из вас свой дьявол есть!..

      – Дьявол? Что за чепуха! Откуда вы взяли?

      – Значит, вот взял. У вас ведь ежели не пятое, так десятое слово беспременно дьявол будет. Один говорит: "Мой дьявол такой", а другой отвечает: "Нет, мой дьявол такой!"

      Я расхохотался, хотя долго не понимал смысла этих слов Жебрейка. Штейнгарт, которому я сообщил об этой беседе, назвал их просто бредом сумасшедшего. Но некоторое время спустя он сказал мне, смеясь:

      – А знаете, я ведь понял, о каком дьяволе говорил Жебреек. Вовек, пожалуй, не догадаетесь: это – идеал!..

      V. "Украденный" манифест

      Еще и еще раз наступала весна… Каждый год пробуждает она в душе арестанта забытую сладкую боль, муки надежды и отчаяния.

      Все люди живут,

      Как цветы цветут, —

      жалуется тюремная песнь, сложенная, по всей вероятности, не в иную какую, а именно в весеннюю пору:

      А моя голова

      Вянет, как трава!

      Куда ни пойду,

      В беду попаду.

      С кем веду совет —

      Ни в ком правды нет.

      Кину ж, брошу мир,

      Пойду в монастырь!

      Там я буду жить.

      Монахом служить!

      И горькой иронией над самим собою, бесконечно трогательной скорбью звучит это обещание певца пойти в монахи, когда следующие за тем строки песни,[5] меняя не только размер, но и смысл стиха – в отчаянии раскрывая, так сказать, все свои карты, – говорят:

      Ты воспой, воспой, жавороночек.

      Ты воспой весной на проталинке,

      На шелковой мягкой травоньке!

      Ты подай голос через темный лес,

      Через темный лес, за Москву-реку,

      За Москву-реку в тюрьму каменну…

      Под окном сидит там колодничек,

      Млад колодничек, СКАЧАТЬ