Сахалин. Влас Дорошевич

Чтение книги онлайн.

      – А здорово, брат, это ты представляешь! – обращаюсь я к нему.

      Глупая физиономия Абрашкина расплывается в блаженной улыбке.

      – Я, ваше высокоблагородие, на руках еще могу ходить, – место только не дозволяет!

      – Комедиянт, дьявол! – хохочут каторжане. Абрашкин со счастливой рожей машет рукой.

      – Так точно! А ведь этот добродушный человек резал.

      Бродяга Сокольский

      – К вам Сокольский. Говорит, что приказали прийти! – доложила мне рано утром квартирная хозяйка.

      – Где же он?

      – Велела на кухне подождать.

      – Да просите, просите!

      Если бы улыбка не была в этом случае преступлением, трудно было бы удержаться от улыбки при взгляде на «штатский костюм», в который облачился для визита ко мне Сокольский.

      Рыжий, весь рваный пиджак, дырявые штиблеты, необыкновенно узкие и короткие штаны, обтягивавшие его ноги как трико, – совсем костюм Аркашки.

      – А я к вам в штатском, чтоб не смущать вас арестантским халатом, – сказал он.

      – Да будет вам, Сокольский, о таких пустяках. Садитесь, будем пить чай.

      Сначала разговор вязался плохо. Сокольский сидел на кончике стула, конфузливо вынимал из кармана белую тряпку, которую достал вместо платка.

      Но мало-помалу беседа оживилась. Оба москвичи, мы вспомнили Москву, театр, приезжих знаменитостей.

      Оба забыли, где мы.

      Он оказался горячим поклонником Поссарта, я – Барная. Мы спорили, кипятились, говорили горячо, громко, так что хозяйка несколько раз с недоумением, даже с испугом заглядывала в дверь. Чего, мол, это они? Не наделал бы он приезжему господину дерзостей?

      Я продиктовал Сокольскому «Записки сумасшедшего», которые знал наизусть. Записывая их, Сокольский от души хохотал над бессмертными выражениями Поприщина.

      Разговор перешел на литературу. Сокольский особенно любит, знает и понимает Достоевского. Помнит целые страницы из «Мертвого дома» наизусть.

      – Ведь я сам хотел написать «Записки с мертвого острова». Конечно, это был бы не «Мертвый дом». Куда до солнца!

      Но все-таки хотелось дать понять, что такое теперешняя каторга. Думал, – сам погиб, но пусть хоть как-нибудь пользу принесу. Многие из интеллигентных этим увлекаются. Да потом… бросают. Здесь все бросают… У всех почти начало есть… если только на цыгарки кто не искурил! Вот и у меня. Уцелело. Нарочно вам принес. Возьмете – рад буду.

      Мы заговорили о разнице между «Мертвым домом» и теперешней каторгой.

      Сокольский говорил горячо, страстно, увлекаясь, как человек, которому на своих плечах пришлось вынести все это.

      – Даже не «Мертвый дом»! – говорил он, вскочив со стула и энергично жестикулируя. – Даже не он! Там даже что-то было. Вспомните этот ужас, это отвращение к палачу. А здесь даже и этого нет… А эти дивные строки Федора Михайловича…

      В эту минуту дверь отворилась, и явившийся ко мне с визитом смотритель поселений СКАЧАТЬ