Не только Евтушенко. Владимир Соловьев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ брошенный мной слоган: да, квота страха, да, исчерпана до дна, но взамен старого страха незнамо откуда вырастает новый. Ему виднее, а я, ввиду спринтерских сроков нашего диссента, так и не успел проверить на собственной шкуре.

      Кевин Руэн из Би-би-си на каком-то приеме в МИДе услышал, что вопрос о нас решен на верхах. «Кем?» – это был его вопрос, а не мой. «Андроповым». Кто мог тогда предположить, что через несколько лет Андропов станет генсеком, и у нас с Леной – еще при его жизни – выйдет о нем книга на нескольких языках, которая сделает нас временно богатыми. А он – если б знал наперед – выпустил бы нас из страны? Сослагательное наклонение, гипотетический вопрос. А вот конкретные: успел ли он прочесть? как отреагировал? Другую мою книгу – московскую, неоконченную, в рукописи – читал, но об этом впереди, хотя читал он ее как раз в те дни, когда решал с нами вопрос.

      А тогда я возгордился и стал торговаться с гэбистским генералом о сроках: месяц, а не неделя. Десять дней – последнее его слово. Выбор: между Западом и Востоком. Я выбрал Запад, о чем никогда не жалел, продолжая жить жизнью номада с вечной свободой выбора и «тягой к перемене мест». Зато Лена, которая жалеть умеет только мертвых и безжалостна к живым (à propos: может, это вообще женская черта: «они любить умеют только мертвых» – это о них?), жалела и жалеет до сих пор: по принципу «там лучше, где нас нет». Да и я – если честно – немного жалел, но еще больше жалел, кабы остался. Если б была такая возможность – жалеть. О чем бы я жалел, будучи мертв? Я не из уживчивых, все равно где. Тем более теперь – там. Циклическая история Россия с разворотами на 180, а в конце концов – на все 360 градусов не позволяет автору этих строк относиться к ней однозначно. Пинок под зад в 77-м, и в последующее почти десятилетие мне как писателю жалеть было не о чем, я мог только сочувствовать оставшимся. Еще одно десятилетие и даже чуть больше – с начала гласности и в ельцинскую пору я не то чтобы жалел, но говорил всем, что теперь бы не свалил: мои коллеги-писатели словили кайф и срубили славы и хрустов себе в карман. Теперь, однако, настали новые времена, и жалеть мне снова не о чем. Перефразируя самого крученого из «евтушенок» Битова: они снова, в который раз, проснулись в чужой стране. Не соскучишься. А я предпочитаю просыпаться в своей стране, хотя и здесь меня ждут сюрпризы – 11 сентября, например. «Американский писатель и журналист Владимир Соловьев…» – читаю о себе в «Независьке». Так и есть.

      Что русскому здорово, то немцу смерть. Само собой, вне этнической окраски: я, русский, в этой поговорке – немец.

      Таким, как я, там смерть, а здесь вот ветер дальних странствий загнал меня в эту тихую пристань – приют убогого чухонца, на краю кладбища, на краю жизни, в закатные годы, в окружении мертвецов. Последняя остановка перед дальней дорогой. Все мы смертны, бессмертен только Бог. Он не бессмертен, Он – бесконечен. А мы – конечны. На этой моей кровати я скорее всего и помру, если не в соседней больнице или в пути. Предпочел бы последнее.

      Вот бы умереть, как дядюшка СКАЧАТЬ