Последние дни и часы народных любимцев. Федор Раззаков

Чтение книги онлайн.

      – Ты знаешь, что-то я устал очень. Наверное, это конец.

      Даже сами эти слова казались нелепыми. Мысль о роковой, последней усталости, носящей какое-то сакральное содержание, никак не вязалась с этой могучей плеядой людей, к которой принадлежал и отец… Да, это преходящее, суетное – минутное расслабление. А отлежится, отоспится, как всегда, – и снова в бой… Но едва ли не утром следующего дня мать срочно вызвала меня с работы:

      – Немедленно приезжай. Папу забирают в больницу…

      У подъезда уже стояла пара медицинских спецмашин, а по квартире, уставленной кардиографами и какими-то хитрыми приборами, расхаживал в белых халатах целый консилиум врачей, укрепленный медсестрами и санитарами: тогдашнее руководство Союза кинематографистов помогло организовать «саму Кремлевку» – рядовому народному артисту просто так всех этих спецпривилегий не полагалось.

      – Он все время спит, а просыпается ненадолго – начинает заговариваться, – растерянно бормотала мама.

      Б. Ф. сидел на кровати уже одетый, сонно щурясь, ждал отправки.

      – Ну вот, пошли синяки и шишки. Пироги и пышки кончились.

      – Видишь, – воскликнула мама, – опять какую-то ерунду про пироги говорит!

      Увы, это была совсем не ерунда. Чувство скептического юмора и в эти совсем не веселые минуты проявилось: Борис Федорович очень уместно цитировал героя из давно полюбившегося романа Джозефа Хеллерта. Кто знал, что все пироги и пышки и в самом деле кончились, ведь медики определили, по существу, простое переутомление, от которого быстро избавит высококвалифицированный и роскошный уход, наподобие санаторного. О чем больше можно было желать в кунцевских кущах…

      С собою отец взял рабочую тетрадь для записи афоризмов (он их называл – «охренизмы». – Ф. Р. ), очки и ручку…

      Итак, было 24 апреля 1982 года, чудесная погода, славное настроение. Дело, кажется, шло на поправку: накануне нам позвонили из больницы и сообщили, что состояние Бориса Федоровича улучшилось и его даже перевели из отделения интенсивной терапии в обычное.

      Мы сидели в палате и болтали о всякой всячине, предвкушая скорую встречу по-домашнему. Когда собирались уже уходить, отец вдруг спросил:

      – Как вы думаете, почему это я лежал на площади у врат храма, а вокруг было много-много народа?

      – ?..

      – Ай, – он по-особенному, как только ему присуще было, досадливо отмахнулся рукой, – должно быть, приснилось. Ерунда какая-то.

      Сколько ни упрашивали, он настойчиво вызвался нас проводить – хотя бы до коридора. Огромный и добрый, стоял, заслонив дверной проем, и глядел, как мы уходили. Нет, не мы. Тогда от нас уходил он.

      Вечером, в половине одиннадцатого, позвонила лечащий врач… В это не хотелось, нельзя было поверить.

      …На исходе пасхальной недели отца хоронили. Шли последние минуты прощания. Гроб СКАЧАТЬ