Голодная бездна. Дети Крылатого Змея. Карина Демина

Чтение книги онлайн.

      И почему появилась сейчас?

      А хуже всего, Мэйнфорд не успел пересмотреть дело. Странно. Он ведь помнил его… должен был бы помнить, потому что яркое было. И газеты тогда вой подняли до небес. Все стенали о молодой и безвозвратно ушедшей… погибший талант…

      Газеты вот он помнит.

      Степенную «Герольд» и «Бейленджи-дьюб», которую принципиально издавали на бумаге зеленоватого оттенка, за что драли полталера сверху. Безбожный грабеж, но многие, как поговаривали, покупали эту газетенку именно из-за цвета.

      Из-за желания почувствовать себя если не элитой, то кем-то вроде.

      …Тельма рассказывала.

      Спокойно. Отстраненно.

      Только худые руки свои терла, и Мэйнфорд на руки смотрел.

      Сухая кожа.

      Болезненные трещинки.

      И колец нет. Мама всегда надевала парочку в комплект к обручальному. И за руками следила, пожалуй, едва ли не тщательней, чем за лицом.

      Жемчуг.

      Золото. Белое и желтое. Красное, которое зовется так из-за особого оттенка и считается редкостью, потому что в Новом Свете все золото обычное. Но находятся умельцы…

      …не о том думать надо.

      Не о кольцах из матушкиной шкатулки, не о газетах даже, что из головы не идут, пусть «Бейленджи-дьюб» читать прилично и принято даже, как и просматривать биржевые сводки, даже если ты ни хренища в биржевых играх не понимаешь. О смерти Элизы шептались машинистки на третьем этаже. Вздыхали секретарши. И миз Вейтер, которую в силу возраста и поганого характера вряд ли можно было заподозрить в любви к кому-то, демонстративно нацепила черную повязку.

      Это он помнит.

      И сборы по Управлению – на венок.

      И тех, кто добровольно вызвался его отнести… и оцепление на площади, где пришлось выстоять семь часов кряду… и саму эту площадь. Людей, пришедших поглазеть на представление, последнее представление великой Элизы.

      Траурный кортеж.

      Шестерик першеронов, черных, что уголь. Лафет с гробом. Цветы. Оркестр.

      Речи.

      …не саму смерть.

      – Ты меня не слушаешь, – Тельма вздохнула и поскребла пальцем подлокотник. Кожа на креслах была сухой и потрескавшейся, как ее собственная. – Кто тебе сказал?

      – Твой медведь. Там номер, а у меня знакомая, которая увлекается… хочет купить, к слову. Цену нормальную предложит. Но ты ведь не продашь?

      – Нет, – она покачала головой. – Медведь… кто еще знает?

      – Пока никто.

      – Кохэн?

      – Это его не касается.

      Кивок.

      И молчание.

      Кто-то должен начать первым, вот только Мэйнфорд понятия не имеет, что положено говорить в таких случаях. Признать свою вину?

      Вины за собой он не ощущал.

      То дело… странный привкус выдохшегося пива. И холодного кофе, на поверхности которого появились маслянистые разводы. Усталость, застаревшая, СКАЧАТЬ