а работницы столовой точно знали для какого стола необходимо обязательно смастерить лебедя из салфеток и следить, чтобы соль в солонке ни в коем случае не была отсыревшей. Все без исключения сотрудники санатория старались избегать Ляжкину. Вступать с ней в перепалку запрещалось по должностной инструкции, а кому то не позволяло воспитание. Но вот жалобы, в любом случае – не избежать. Единственный кто противостоял напору скандальной мадам – её соседка по комнате. У них сразу возникла взаимная антипатия. Ляжкина называла соседку хабалкой, а та в свою очередь высмеивала букли на её юбке и нарочито наигранные манеры. Несмотря на скверность характера, Ляжкина свято верила в то, что является замечательным, весьма талантливым, а при более близком рассмотрении – даже гениальным человеком. На второй день пребывания в санатории мадам, надев туфли с острыми носами и атласными розочками, грациозно подплыла к кабинету заведующего культмассовым сектором. Мило поздоровавшись с интеллигентной немолодой сотрудницей, она выразила желание выступить со своими песнями в один из вечеров на концертной площадке санатория. Заведующая, повидавшая за свою карьеру не мало загадочно-интригующих, можно сказать полу сумасшедших личностей, понимала, что перед ней взрывоопасная мадам, дала своё согласие. В назначенный день, преисполненная собственного достоинства Ляжкина, поднялась на сцену. Ощущая себя примадонной, пройдя царственной походкой, не бросив ни единого взгляда на зрителей, она начала взгромождаться на табурет. Когда на площади табурета, путём переминаний ей, наконец, стало удобно сидеть, она откинув голову, как можно изящней взмахнув руками, взяла первые ноты на блестящем чёрном рояле. Играла она так упоённо и самозабвенно, что не замечала недоуменных взглядов пришедших на концерт зрителей. Перед ними на сцене вся в безвкусных рюшах сидела чванливая мадам и нелепо жеманничая, мучила инструмент. Она неловкими движениями пальцев нажимала на клавиши, явно не выдерживая нужный ритм произведения и постоянно фальшивила. Но мастерство на уровне начальных классов музыкальной школы ушло далеко на второй план, когда Ляжкина запела. Пела она столь же неподражаемо, как и играла. Голос её дрожал и был похож – то ли на завывание мальчика в пубертатный период, то ли на сиплые визги, как после мучительной ангины. Её и без того презрительное выражение лица скривилось ещё сильнее и могло показаться, что она нажимала не на клавиши рояля, а пальпировала мёртвое животное. Люди один за другим начали покидать зал. К моменту, когда Ляжкина закончила своё выступление, из зрителей осталась одна ошарашенная заведующая культмассовым сектором, которой пришлось выслушать от исполнительницы уйму обвинений в отсутствии вкуса у людей и неумении руководства привить им этот самый вкус. Ляжкина мнила себя творческой личностью глобальных масштабов. Помимо музицирования и пения, ей доставляло необычайное удовольствие
СКАЧАТЬ
