Отучившись в гимназии, Ершов поступил в Петербургский университет. Как раз в это время, в 1830-е годы, у многих знаменитых писателей появился интерес к русскому фольклору. Вышли в свет замечательные сказки В. А. Жуковского, В. И. Даля и А. С. Пушкина. Отголоски этих сказок встречаются и в «Коньке-горбунке», но в его основе, конечно, лежат народные сказки, с детства любимые Ершовым.
«Конёк-горбунок» напечатан в 1834 году (Ершову было всего 19 лет): сначала в журнале «Библиотека для чтения» в виде небольшого отрывка, а чуть позже отдельным изданием.
Сказка очень понравилась Пушкину. «Теперь этот род сочинений можно мне и оставить», – сказал поэт, прочитав «Конька-горбунка» ещё в рукописи. Произведение быстро принесло Ершову известность, однако вскоре печатать его запретили на долгие тринадцать лет. И всё-таки ещё при жизни автора сказка издавалась семь раз. Готовя каждое новое издание, Ершов много работал над текстом, порой заменяя целые строки.
Окончив университет, Ершов вернулся из Петербурга на родину, в Тобольск, где прожил до конца жизни. Много лет он был учителем, библиотекарем, а позже – директором Тобольской гимназии.
П. П. Ершов написал не только «Конька-горбунка». Он создал немало стихотворений, рассказов и даже писал пьесы. Однако сегодня они совершенно забыты, а волшебный конёк вот уже больше ста пятидесяти лет скачет по нашей стране. Весёлую и добрую сказку, будто от начала до конца записанную со слов народного рассказчика, по-прежнему с удовольствием слушают и читают и взрослые, и дети.
Часть первая
Начинается сказка сказываться
За горами, за лесами,
За широкими морями,
Против неба – на земле
Жил старик в одном селе.
У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак.
Братья сеяли пшеницу
Да возили в град-столицу:
Знать, столица та была
Недалече от села.
Там пшеницу продавали,
Деньги счётом принимали
И с набитою сумой
Возвращалися домой.
В долгом времени аль вскоре
Приключилося им горе:
Кто-то в поле стал ходить
И пшеницу шевелить.
Мужички такой печали
Отродяся не видали;
Стали думать да гадать —
Как бы вора соглядать;
Наконец себе смекнули,
Чтоб стоять на карауле,
Хлеб ночами поберечь,
Злого вора подстеречь.
Вот, как стало лишь смеркаться,
Начал старший брат сбираться,
Вынул вилы и топор
И отправился в дозор.
Ночь ненастная настала,
На него боязнь напала,
И со страхов наш мужик
Закопался под сенник[1].
Ночь проходит, день приходит;
С сенника́ дозорный сходит
И, облив себя водой,
Стал стучаться под избой:
«Эй вы, сонные тетери!
Отпирайте брату двери,
Под дождём я весь промок
С головы до самых ног».
Братья двери отворили,
Караульщика впустили,
Стали спрашивать его:
Не видал ли он чего?
Караульщик помолился,
Вправо, влево поклонился
И, прокашлявшись, сказал:
«Всю я ноченьку не спал;
На моё ж притом несчастье,
Было страшное ненастье:
Дождь вот так ливмя и лил,
Рубашонку всю смочил.
Уж куда как было скучно!..
Впрочем, всё благополучно».
Похвалил его отец:
«Ты, Данило, молодец!
Ты вот, так сказать, примерно,
Сослужил мне службу верно,
То есть, будучи при всём,
Не ударил в грязь лицом».
Стало сызнова смеркаться,
Средний брат пошёл сбираться;
Взял и вилы и топор
И отправился в дозор.
Ночь СКАЧАТЬ
1
Сенни́к (разг.) – сеновал.