Я сбегал на кухню, вытряхнул окурки в мусорное ведро. Проветрил комнату, потом закрыл дверь на лоджию. Не думал я, что Сергей простудится. Ведь весна уже, апрель. У нас началась четвёртая четверть. Самая моя любимая, хоть вторая и короче. Ведь за ней идут летние каникулы. Я в пятом классе. Уже до чёртиков надоело ходить в школу. В последнее время вообще жить скучно. Дай, думаю, позанимаюсь с попугаем.
Неделю назад Андрей последний раз был в Москве. На машине забросил Генриетту с матерью в госпиталь, а меня с попугаем привёз прямо в Тёплый Стан. Вбил крюк в стенку, чтобы клетку повесить, устроил Сергея на новом месте. Что-то важное хотел сказать мне насчёт попугаев, но никак не мог припомнить. А потом заурчал пейджер, и шефа срочно вызвали в офис. Он даже кофе не выпил, а ведь я специально воду поставил.
Сергей один раз прострекотал, что Колька пару получил. Потом мне показалось, что в комнате накурено. Озирский рассказывал, как устроена нижняя гортань попугая с голосовыми перепонками, забылся и достал сигареты. Ну, и я тоже взял у него две штуки. Потом испугался, что Сергею вредно дымом дышать, и открыл окно на десять минут. Клетку вынести поленился – всё-таки весна, не очень холодно.
А вчера Сергей нахохлился, свалился с кольца и залез в угол клетки. Я подумал, что птичка за ночь поправится, и накрыл клетку платком. Утром, перед школой, глянул, а он не жрёт ничего, не пьёт. Потом крыльями встряхнул несколько раз. Матери показалось, что Сергей кашляет, но я ничего не слышал. И некогда было, потому что в школу мне пилить к «Войковской», с пересадкой на «Новокузнецкой».
Мать тоже бутерброд на ходу дожёвывала и кофе допивала. Когда я из школы вернулся, её дома не было. Только записка на подзеркальнике: «Русик, я в кружке, вернусь после восьми. С птицей что-то надо делать – она еле дышит. Позвони Петру Васильевичу. Мама». И номер телефона. Где-то у Рижского вокзала живёт её знакомой ветеринар.
Я оторвал от жареной курицы ногу, поел. Потом заглянул в клетку и услышал, что Сергей клювом «кгыхает». Тут же набрал номер Петра Васильевича. Он оказался дома – только что приехал из лечебницы. Собирался уже к другу в гости, но ради меня визит отложил.
Я не совсем понимаю, откуда мать его знает. Вроде бы, он был однокашником отца Олега, Павла Романовича. Деда я знал смутно – видел всего раз или два. Он всё с сердцем скитался по больницам, а потом умер. Я бы, может, и почаще ездил с Олегом к его отцу, но бабку, Анну Григорьевну, видеть не хотелось. Если честно, то бабушкой я её не звал, да и она не хотела. Потому что мы с ней друг другу совсем чужие.
Мать изменила Олегу, и родился я. Они уже были женаты. Настоящая моя бабушка живёт в Чечне. А другая, Ирина Кирилловна, умерла почти восемь лет назад. Мне тогда ещё и трёх не было. Павел Романович во Внешторге работал, кое-какие шмотки доставал Петру Васильевичу, даже мебель импортную. А тот животных СКАЧАТЬ