Лолотта и другие парижские истории. Анна Матвеева

Чтение книги онлайн.

      Сил у меня ещё много, я бы и на пенсии работала – но мне сын запретил. «Отдыхай, – сказал, – мама. Ты и так нам всю жизнь посвятила!»

      Первые дни в Париже я с утра до вечера бродила по улицам. Запоминала названия улиц на синих табличках – красивые, как стихи! Вожирар, Контрэскарп, Монтень! Не то, что у нас – Смазчиков, Заводская, Металлургов. А тут ещё недавно, аккурат в мой прошлый приезд, рядом с Широкореченским кладбищем построили торговый центр «Радуга» – и остановка транспорта там называется «Отрадная».

      В Париже такого быть не может.

      Какие здесь у них, то есть, у нас – никак не могу привыкнуть! – кладбища! Ну вот лично я бы всё отдала, чтобы на таком упокоиться. Я уже сыну слегка намекнула на Пер-Лашез – хотя мне больше нравится Пасси, но это шестнадцатый аррондисман, там точно не получится. И сыночку не нравятся такие разговоры, хотя смерть это вполне естественная тема в моем возрасте.

      – Тамара Гавриловна, да вы нас всех переживете, – говорит невестка, причем, таким голосом, как будто её это не радует. Ничего, когда женит своего сыночка, то начнёт меня понимать – а я ей тогда помашу ручкой откуда-нибудь с Пер-Лашез. Очень мне нравится это кладбище, прямо целый город из надгробий. Я там люблю гулять утром, когда ещё туристы не пришли, не листают на каждом углу свои книжки и не спрашивают – где здесь Уайльд, да где здесь Пиаф? У Пиаф на могилке иногда магнитофончик играет, и она поёт этим своим ржавым голосом: «Non, je ne regrette rien!» Магнитофончик включает женщина, которая приходит сюда с уборкой – вот как я к своим, на Широкую речку. А я смотрю на эту женщину и думаю – как же она не понимает, что мертвым нужен покой, а не музыка. Может, Эдит не хочется слышать свой голос оттуда, из-под земли?

      Некоторые люди совершенно нечуткие.

      Так вот, в первые дни в Париже я всё запоминала и фотографировала, а потом сын мне купил книги – и путеводители, и различную художественную литературу. А я такой человек, который ещё с детства тянулся к знаниям – но жизнь сложилась не таким образом, чтобы мне эти знания давались. Я окончила только училище, но работала всегда с совестью. Старалась всем делать, как для себя. Я и сейчас, когда вижу, что работают без уважения к людям – мне такой человек глубоко противен.

      Про Париж мне рассказывала в детстве одна женщина. Мы жили на улице Народной Воли в коммуналке, и у нас была соседка, бывшая учительница французского языка. Старенькая совсем, губы как будто зашиты морщинками – но говорила красиво, складно, я и теперь так не сумею.

      Помню, был такой голодный, холодный год – я лет семи, наверное… И вот, мама ушла в ночную смену, и оставила меня с этой Ксенией Андреевной. А Ксения Андреевна вообще не умела готовить, мама говорила – только продукты переводит. Поэтому оставила нам с ней какую-то кашу. Совсем мало каши было, я это помню. А у Ксении Андреевны была такая чудная тетрадь – как будто в тканевой обложке. И она там записывала что-то быстрым почерком – вела дневник по-французски. Я кашу ела, она – дневник вела. Жаль, что СКАЧАТЬ