Библейский свет. Жемчужины русской поэзии. Сюжеты Ветхого и Нового Заветов от сотворения мира до Откровения Иоанна Богослова. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

      Еще безгрешная она

      И пред лицом небес стоит нагая,

      Стыда в душе не ощущая,

      И светлоокая, как Божий день, ясна,

      Любуется она зарею –

      Своей небесною сестрою.

      О, женщина, небесный прах!

      О, диво и венец творенья!

      О, ты – великого ваятеля в руках

      Тончайшей жизнию проникнутое бренье!

      Скудельничий покров, из коего душа

      Как будто светится и льется!

      Святая красота, к которой сердце рвется,

      К которой льнут уста!

      Стремиться к твоему таинственному ложу,

      А чистая в душе слышна еще любовь!

      Берет сомнение: уж не одно ль и то же,

      Что сердца страсть, что жар, палящий кровь!

      И веришь, красоту в объятиях сжимая,

      Что тут и божеству есть также дань святая.

      Зрит первозданная жена

      Мир дивный пред собою. Довольный взор она

      Кругом повсюду обращает;

      Идет; по мураве, под тенью пальм блуждает;

      Цветы над ней, вокруг, вдали!

      И злые перед ней гвоздики преклонились;

      Пивонии припали до земли;

      Фиоли в листьях притаились;

      В раздумье вомусы стоят;

      Родде́ндроны поникнули главами;

      Льют лилии навстречу аромат,

      И чуть раскрытыми устами

      Пригнулись розы к ней – стопы ее лобзать…

      Как будто бы из жизни сей чудесной,

      Из этих милых солнца чад

      Цвет – лучший всех – расцвел вдруг женщиной прелестной.

      На ветхий пергамент красивой и нежной рукой указуя,

      Мудрому равви – седому и бледному старцу –

      Со смехом задорным промолвила патрицианка:

      «Как поступил бы Зевес-громовержец – не знаю,

      Но, равви, ведь это не в честь и хвалу Саваофу:

      Богу, Зиждителю мира, Владыке вселенной,

      Как татю ночному, похитить у смертного часть его тела –

      Им же, Владыкой, из праха рожденную плоть, и к тому же

      У спящего, равви, у спящего!..»

      Равви взглянул на прекрасную дочь всепобедного Рима.

      «Однажды, – сказал он, –

      под кров мой убогий порою полночной

      Хищник проник и похитил мой старый железный светильник,

      А вместо него мне оставил – злодей! – золотую лампаду

      Тонкой работы…» –

      «Но, равви!..» –

      «Тончайшей работы,

      Со множеством крупных, блестящих алмазов…»

      «О, равви!..

      Равви! – воскликнула римлянка. – «Хищник» сказал ты?..

      Какой же?..

      Какой же он хищник?.. Взамену лампадки железной…» –

      И не окончила. Мигом горячей, стыдливою краской

      Зарделось цветущее личико римлянки юной…

      И улыбаясь, и взглядом веселым и ясным любуясь

      Румянцем смущенья на светлых чертах красоты покоренной,

      Равви склонился главою своей белокудрой,

      С любовью целуя священные строки заветного свитка.