Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование. Петр Дружинин

Чтение книги онлайн.

      Кроме того, и сам Ефим Михайлович Славинский, ныне проживающий в Лондоне, в разговоре с нами подтвердил подлинность этой статьи. Действительно, пояснил Славинский, уже после суда, когда он дожидался в Крестах решения по кассационной жалобе, к нему пришел «журналист» и долго беседовал с ним. Возможно, он и был журналистом, но его превосходная осведомленность и прежде всего знакомство с материалами дела наводили на мысль о некоторой специфичности его редакционных обязанностей.

      В контексте дела Азадовского нетрудно заметить, что статья имеет очевидный уклон: Азадовский здесь стоит как бы особняком; ему уделено больше внимания, чем остальным. На фоне изображенного автором морального ничтожества друзей Славинского – «В следственном управлении УВД выкладывали все, что знали, беспощадно топя и пиная друг друга» – больше всех достается как раз Азадовскому. И тому причиной, по-видимому, принципиальная позиция Азадовского на следствии, когда он не дал вообще никаких показаний против Славинского. Впрочем, Азадовскому в тот момент, даже если бы он признал факт курения гашиша и продемонстрировал «полное раскаяние в содеянном», все равно ничего серьезного не угрожало: по действовавшему в 1969 году Уголовному кодексу ни он, ни другие свидетели не подлежали уголовному наказанию «за травку», и те, кто признал курение анаши в доме Славинского, не считались даже соучастниками. Тем не менее Азадовский занял на следствии резко отрицательную, почти вызывающую позицию, и, вероятно, именно это сыграло особенно раздражающую роль. Попутно опровергнем слова «журналиста» – большинство друзей Славинского держалось на том процессе пристойно и даже твердо. В результате некоторые, как, например, Ю.А. Клейнер, долго потом не могли найти работу по специальности; другие же уехали за рубеж.

      Второе, что бросается в глаза, – это обличительные пассажи, посвященные американским профессорам, которые на поверку все как один оказываются злостными «наркоманами». Высказывая сочувствие американским студентам, у которых оказались такие наставники, автор создает обобщенный моральный облик американского преподавателя. А упоминание о том, что эти профессора объявлены нежелательными персонами в СССР, указывало и на более серьезные вещи. Автор как бы дает возможность читателю самому сделать очевидный вывод: мол, эти ученые не просто профессора… И подчеркнутая близость Азадовского к американцам – как минимум тревожный сигнал.

      Что касается выдворения Уильяма Чалсмы – это тоже чистая правда: 6 июня 1969 года советское правительство предписало американскому профессору, проходившему стажировку в Пушкинском Доме Академии наук СССР, в течение 24 часов покинуть пределы СССР. Посольство США сообщило об инциденте агентству Associated Press, и затем эта информация сразу появилась в американских газетах. При этом советский МИД, указав причину высылки («в связи с проводимым уголовным расследованием»), подчеркнул, что никаких обвинений против самого профессора не выдвигается.

      В СКАЧАТЬ