Валёк. Повесть о моём друге. Аркадий Макаров
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Валёк. Повесть о моём друге - Аркадий Макаров страница 1

СКАЧАТЬ лову

      Православный крест.

Старая песня

      © Аркадий Макаров, 2016

      ISBN 978-5-4483-1167-3

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

* * *

      С возрастом человек, начинает ощущать скоростную сущность времени драматичного по сути своей: одинокий транзитный пассажир мечется по перрону, глядя с тоской вслед уходящему в пункт «А» поезду, на который ему, пассажиру не досталось билета, а следующего поезда туда, в то заветное место уже не будет никогда. И пассажир этот в безоглядном порыве вскакивает на подножку другого поезда, но тот поезд другой, случайный. И пассажир оказывается уже в пункте «Б». Вывалившись на перрон, растеряно оглядывается, соображая: куда же это он попал?

      Говорится, говорится в Писании – каждому свой час и своё время…. Прозевал, и удача оставила тебя!

      Мой школьный товарищ Валентин Тищенко, Валёк, как я его называл, друг детских игрищ и забав, прозевал свой поезд. Второпях вскочил на подножку случайного и сорвался под беспощадные катки-колёса на отполированные, отсвечивающие низким, северным небом, рельсы.

      Так что метафора времени-поезда здесь не случайна. Воспоминания о давнем друге рисуют в моём воображении летящий в неизвестность поезд, и два чудака, два подростка-переростка сидящих на крыше вагона с раздутыми рваными парусами рубах, и сумашедшее веселье разрывает их орущие рты: – вперёд и дальше! И только вперёд! И только дальше!..

      1

      Убедив домашних выдуманной несуразной чепухой о школьных лагерях, мы с другом срываемся, как с головокружительного обрыва, в необъятные пространства стальных параллельных линий, которые, конечно, сходятся только в бесконечности.

      Ощущения стремительного полёта и – убегающая, недосягаемая бесконечность горизонта, которую любопытный зрачок стремится защемить, но, прихватив его, никак не может удержать – восторг незабываем!

      Тогда, наверное, и поселилась в моём друге, и стала сосать грудь лягушка-путешественница, которая и меня иногда чмокала мокрыми холодными губами.

      Эта жаба захватывала когтистыми лапками сердце, и оно начинало стонать, беспокойно заманивая туда, в недостижимое и неясное за отодвигающимся горизонтом пространство, где шла такая красивая, такая непохожая на нашу жизнь.

      Но всё, кроме стремительно убегающего горизонта, когда-нибудь да кончается.

      Кончилось и наше детство а с ним и летящие пространства, озираемые с покатых и неустойчивых крыш громыхающих на стыках вагонов. Надо было строить свою жизнь.

      Нам так понравилось слово «строить», что мы, как-то вдруг, оба очутились в строительном тресте – я в бригаде монтажников, а Валёк подался к бетонщикам, там платили «поболе», но надо было и вкалывать тоже «поболе».

      У бетонщиков расценки шли по кубам, а у нас, монтажников, по тоннам. Попробуй, посчитай, сколько тонн ушло железа в сварных конструкциях, когда они уже смонтированы!

      На монтаже, на воздухе работа сварщика не пыльная – сиди себе на верхотуре, как дятел, и лови электродом дугу вольтову, швы прошивай. Такая работа мне нравилась, и стала основной в моей хлопотливой жизни.

      – Спина как ломит… Ага! – сказал однажды Валёк, стягивая с ноги антивибрационный ботинок на толстенной каучуковой подошве.

      Такую обувь тогда выдавали бетонщикам от вибрационных сотрясений. Бахилы крепкие, тяжёлые, правда, но ходишь в них мягко, как по ковру персидскому.

      Мой друг запустил этим ботинком в шевелящийся в углу комок газеты, со следами вчерашнего ужина – столовские пирожки с мясом, и отвалился на подушку, усиленно дымя сигаретой.

      Мыши нас особенно не досаждали, пообвыклись. Всё что можно было съесть, мы съедали сами, оставляя им одни обёртки.

      Ветер, прижатый дверным косяком к барачному полу, пытаясь вырваться через разбитое окно наружу, жалобно поскуливал, как щенок, которому нечаянно наступили на хвост.

      Тоска собачья! Ни денег, ни вина! И до получки ещё дней десять…

      – Работа и раб – однокоренные слова – философствовал Валёк, тыча недокуренную сигарету в плохо оштукатуренную известковым раствором стенку. Сигарета, сморщившись, гаснет, рассыпая на пол красноватые в вечерних сумерках искры.

      Валёк кладёт окурок в консервную банку, – такой «бычок» или «охнарик» по-нашему, ещё сгодиться.

      Курить он начал по-настоящему лет в девять-десять, когда одно время жил у бабушки, которая подторговывала махоркой, неимоверно злющей, совсем, как наш участковый милиционер.

      Валёк, при всей своей расточительности, к сигаретам относился бережливо. СКАЧАТЬ