моей не мелькнуло ничего порочного, когда я внял твоему призыву вслушаться в пречистое биение сердца твоего и услышать в нем музыку сфер, а когда я приблизил голову к груди твоей, ты сама, о Госпожа, прекрасно помнишь, как ты помогла мне к ней прильнуть, ибо склонилась надо мною и из одежд груди свои высвободила, обнажив, будто испрашивала благословения для них, да только я сам их, как благодать на меня снизошедшую, принял, и стал благословлять каждую по отдельности и многократно, а после – и всю телесность твою, о Госпожа, пышущую жизнью, благословлял, каждую пядь интимных богатств твоих я восславил, а благословляя телесное воплощение благодати, коей ты меня одарила, крестом на тебе распластался. Помнишь, о Госпожа, какую молитву мы вместе прочли, какой псалом наши члены гармоничным двугласием пропели? И так ты меня, о Госпожа, любовно угостила бледною зарею, что в том необузданном забытьи я готов был новые ценности в жизни восславить, готов был плодить титанов – такая вот сила во мне взыграла, когда ты меня, о Госпожа, охватила бедрами и из плена этого не выпускала до самой жертвы свершения, до самого что ни на есть аминь в наших с тобою молитвенных переплетениях. А потом, когда ты, о Госпожа, свои одежды собирать стала, лежал я, не в силах перевести дыхание в постели, хоть и испачканной, но по-прежнему твоей чистотой наполненной, и смотрел на туфельки, которые хоть и в спешке тобою были сброшены, всё ж ровнехонько стояли рядом с моими сапогами, и, глядя на них, подумал я, что коль скоро обувь наша так рядышком стоит, то и мы по следам обуви той пойдем и будем только друг для друга. Так пусть же то, что случилось между нами, начнет в нас новую жизнь, таящую в себе новые наслаждения, а когда я так думал, ты спешно застегивала сорочку, впихивала груди под тесный корсет и, извиняющимся взглядом на меня взглянув – ты должна это помнить, – сказала, что завтрак ждет. А когда я, пригладив волосы и оправив платье, уже в столовую залу вошел, когда тебя при муже твоем увидел, встревожился, не откроемся ли мы перед ним с изменой нашей и не догадается ли он о проступке, который мы вместе совершили, и, когда мы уже общую молитву закончили и к завтраку сели, я искал взгляда твоего, о Госпожа, но он недоступным для меня оставался: ты всё за тарелкой моей следила, всё спрашивала, не добавить ли мне творогу или булочек свежих, но ни разу на меня ты взглянуть не пожелала, и когда я обдумывал еще раз, что между нами произошло, чувствуя, что это меня хорошенько клеймом любовным отметило, что мои мысли о тебе, о Госпожа, я от себя уж не отгоню, муж твой подал мне счет за ваше гостеприимство и спросил, всё ли в нем верно. А всё в нем было даже слишком верно, баланс был убийственно точным, и я понял это, как только взглянул на счет. Я понял, что нищета и безнадежность судьбы человеческой не могут явиться мне более изощренным, унизительным и предательским способом, что меланхолия моя не могла пасть на почву более подходящую, что погрузиться
СКАЧАТЬ
