Правдивые и доподлинные записки о Мандельшпроте, найденные в фисгармонии бывого Пуськинского Дома настройщиком роялей Василиском Бурляевым. Charitas omnia kredit. Алексей Козлов
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Правдивые и доподлинные записки о Мандельшпроте, найденные в фисгармонии бывого Пуськинского Дома настройщиком роялей Василиском Бурляевым. Charitas omnia kredit - Алексей Козлов страница 9

СКАЧАТЬ кактус, мой бедный кактус, чье место на окне было безусловным, как скрижали Вильгельма Оранского, засох. Целый год я боролся за его жизнь, поливая благодатную почву в горшке вином, чаем и кофейной гущей. Мои усилия оказались напрасны. Борьба за чью-то сомнительную жизнь – это всегда борьба с природой! По всей видимости, его жизненные силы были подорваны какими-то внутренними причинами. Я вынес мой бедный кактус во двор и, воздев горестные глаза к небу, произнес короткую, но очень красивую заупокойную речь, более похожую на молитву францисканца. Затем я вывалил его из плошки вместе с землей. Он мягко упал в мусорный ящик, и я новыми глазами в последний раз узрел его бездыханное, утыканное иглами тело. Острая жалость к другу в течение всей ночи не давала мне спать. Если горестная бессонница продолжится, то моя плоть не устоит перед искусом лунатизма. Как трудно порой противостоять своим естественным инстинктам и ставить перед жалостью защитные барьеры, когда обладаешь тонкой и чувствительной душой, трепещущей и взмывающей при каждой дисгармонии мира. Кто сможет понять и оценить мои метания? Кто увидит их в свете всеобъемлющей любви, наполняющей мироздание?

      Людские косность и равнодушие несомненно были причиной гибели многих талантов. Гидра чиновничества много постаралась для того, чтобы мой герой не смог обрести подобающего ему места в анналах русской литературы. О, как бренно слово, какая это хрупкая материя и как трудно доказать даже таким корифеям, что они не напрасно поедают свой хлеб и не даром пьют свою кипяченую воду. В этой стране любят богов, по крайней мере, внешне, но пророков не переносят и бьют их по голове. Всегда. Всегда. Всегда. Всегда. Сейчас, когда я окунаю перо в чернильницу и аккуратно вывожу каллиграфические буквы, когда эти горестные строки заполняют страницы, я боюсь даже взглянуть в зеркало, боюсь увидеть скорбь в своих сильно расширенных зрачках. Мне будет трудно в придачу ко всем жизненным горестям прибавить еще одну. Я не перенесу такой картины. Это было бы выше моих сил. Тьма, укрой своего страдальца мягким пологом сна и укрепи его силы в борьбе с новыми испытаниями. Дуй, ветер, дуй, пока не лопнут щёки, затылок и живот пока не лопнут и не начнут дома и колокольни плясать свой дикий танец! Ветер! Ветер! Раздуй огонь в кострах, печах, заслонках, жги эти крыши, балки, всё сметая, раздуй над этим гадостным мирком пожар пожаров, в коем сгинет скверна.

      Робинзон

      В чужой отчизне я как Робинзон,

      Язык родной в устах у Каннибала

      Я не могу уже понять нимало.

      Я не живу, но и не умерщвлен.

      Раскинул сеть мой город, как паук,

      Топыря швы слоистого хитина,

      Из зеркала выглядывает мина

      С глазами в обрамленьи грустных дуг.

      Надежда объявляет карантин.

      Не вижу ничего, никто не снится,

      Ни фрак не нужен мне, ни власяница,

      На Рождество я мертв и не молиться

      Господь мне указал, как господин

      Всего того, что прячется вдвойне,

      И вопреки всему, живет во мне.

      Мандельшпрот еду поглощал жадно, без задней мысли, большими кусками, почти не жуя и не глотая. Лукулл. Схватит шоколадку – и в рот, схватит крендель – и в рот. И пищу СКАЧАТЬ