Книга песочницы. Рассказы и повести. Мурат Тюлеев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ «Базин, когда ты будешь составлять акт, дабы засвидетельствовать мою кончину от удушья, ты сам умрешь от того же самого. Желаю тебе крепкого здоровья, всяческих благ и чтоб ты сдох. С уважением Федя Пухов».

      Записка вторая. «Муся, я сгорел заживо в огне индустриальной войны. Помни о том, чего не помнишь. Знай, чего я не знал. Но не ищи того, чего я из себя представлял. Прощай, Муся, переспи за меня с Базиным. Твой верный чудик Федя».

      Записка третья. «Чичкова, теперь ты можешь всё. Я уже не преграда твоей деградации. Я уже не ограда твоей деформации. Я уже не награда твоей кульминации. У тебя безобразные толстые ноги в пятнах и страшнее тебя только жизнь с тобой. Целую. Федюнчик».

      …После того, как Федю похоронили заживо, многие не плакали. Некоторые даже не хотели признавать факт Пуховской кончины без причины. Иные пришли на кладбище только для того, чтобы повеселиться и потанцевать. Кто-то им якобы сказал, что здесь будет весело. Малолетка Аркадьева, кстати, выпила на свою пацанячью персону четырнадцать галлонов чистого гидрата обрыгация и устроила стриптиз на могильной квадратуре, установленной в память о какой-то дуре. Аркадьеву сняли и избили шомполами. Говорят, что она умерла там же, не приходя в сознание, обняв федино надгробие и написав увеличившимся от страданий языком на влажном от испражнений песке: «Родина. Партия. Волейбол».

      Газеты, эти рупоры запора общественного сознания, выдали передовицы, посвященные Фединой жизни, и задницы, посвященные его же нежизни. Экземпляры с грустным Фединым прижизненным рентгеновским снимком черепной коробки выдавались по лоскутку всем сидящим в кустах по нужде. Тем, кто сиживал в кустах без особой нужды, ничего не выдавали, но те были довольны, что им не мешают спать.

      После Фединого самоуничтожения наступило изобилие продуктов и сверхобилие промышленных товаров. Этот коммунистический рай длился до весны.

      Весной Федя ожил и начал новую биографию. Но это уже нереальная жизнь Федора Пухова. Это уже другая книга.

      13. Личность. Вместо послеславословия

      На одной из ступенек Парфенона сидел некий Клячкин и паял транзистор, ища у того базу. Базы у этого транзистора не было, и Клячкин тоскливо смотрел вниз, где копошились в прошлогодней ботве дед, бабка и кот Афанас. В ботве когда-то кто-то нашел нечто, и все новые поколения лезли в эту ботву, дабы найти в ней что-то чего нет, но, как нам известно, найти то, чего нет, нельзя, и поэтому все новые поколения считали себя потерянными, как будто кто-то когда-то их потерял, а перед этим как бы нашёл.

      Мимо всей этой весёлой жизни шёл Федя, размахивая длинными конечностями и едя кукурузный перчаток. За Федей шли три коротеньких лба, якобы его дети, и мадам, якобы его дочь. Замыкал шествие кургузый пиджачок непонятного покроя, якобы его кузен по материнской линии.

      Над Парфеноном, кучей ботвы и шествием парила Личность. Она умела пить водку, страшно ругаться и, как мы уже видели, парить. Своим парением СКАЧАТЬ