Междусоние. сборник рассказов. Татьяна Евгеньевна Помысова

Чтение книги онлайн.

      Я отношу себя к касте гримеров. Почему к касте? Ну, а как еще можно назвать эту прослойку специалистов в мире театра и кино?

      Конечно, каста. Каста прикасаемых. Мы прикасаемся к лицам. Мы прикасаемся к душам людским так плотно, как они могут позволить нам и как мы этого сами хотим. Я хочу.

      Поэтому, я гримирую актеров молча и много слушаю. Накладываю грим слой за слоем, обнажая их души.

      Я стараюсь, чтобы руки мои были всегда ласковыми и теплыми, а настроение – хорошим.

      И тогда начинается чудесное перевоплощение актера в героя, а гримера – в творца и собеседника, которому открывают душу.

      Сегодня мне посчастливилось гримировать Льва Константиновича Дурова, в студии снимали поздравление мужчинам ко Дню Российской Армии. Нет необходимости представлять вам этого человека. Звезда Льва Константиновича Дурова горит ярко и мощно.

      На съемочную площадку он приехал в сопровождении дочери Екатерины – все таки восемьдесят четыре года актеру… Не грех и опереться на руку дочери… Удивительное тепло идет от прикосновения к этому человеку…

      Никаких капризов, никакой звездной болезни… Высшая степень профессионализма – доверие и уважение профессионализма партнера. В этом процессе мы партнеры. Он доверяет мне, я делаю свою работу максимально быстро и качественно. И слушаю… Детство Льва Константиновича выпало на тяжелые военные годы. Когда началась война мальчику было десять лет. Как понять ребенку, что война – это не игра. Не художественный фильм, не сцена из спектакля.

      Что врезалось в память? Налеты немецких бомбардировщиков. Их научились быстро отличать по звуку: эти короткие и обрывисто тяжелые «у-у-у».

      «О! На Сокольники полетел! А этот – летит бомбить Лефортово»… Даже к этому – привыкаешь…

      А вы знаете, как гасить зажигательные бомбы, в просторечии «зажигалки»? Я вот тоже – нет, подумала, что водой. Нет. Температура упавшего снаряда около двух тысяч градусов. Зальешь его водой – ошпаришь парами лицо, руки шею… Гасить – только песком. А когда остынет – вот вам и трофей…

      У Льва Константиновича их семнадцать. Так и хранятся на даче. Смертельные сувениры на память о войне.

      Спросила, какое самое сильное воспоминание о фашистах… Услышала в ответ на свой вопрос невероятную историю: дежурил во время обстрела на крыше, а немецкий самолет пролетел так низко, что глаза в глаза мальчик взглядом столкнулся с фашистским летчиком, разглядел его кресты на мундире и холодную стальную усмешку… Боль. Стыд. За невозможность расстрелять этого гада в упор… Он много ночей снился в кошмарных снах. И вот, военный парад и толпы пленных фашистов идущих по Красной Площади. И вдруг, уколом взгляд одного пленного – он!

      Он! Он! Он! Что же ты, гад, теперь не смеешься??? И радость, радость, затопившая мальчишечье сердце, удовлетворенное местью!

      А вы знаете, какое самое тяжелое воспоминание о войне? Это госпитали. Мальчик, повзрослевший так скоропостижно, как сотни тысяч его военных сверстников, работал санитаром в военном госпитале. Страшно нести из операционной таз с

      внутренностями раненных и прооперированных солдат и офицеров, и опускать все это в кислоту… Страшно помогать при операциях, держа ногу, которую ампутируют… И

      вот, ее отпилили и она становится такой тяжелой и падает на пол. А потому, что силы земного притяжения действуют по другому, когда она часть тела. К этому невозможно привыкнуть…

      – Танечка, а вы знаете, как делали наркоз в условиях военного дефицита медикаментов?

      – Нет, Лев Константинович, но, наверное, стакан спирта? Что-то подобное мне попадалось в книгах о войне…

      – Не угадали. Спирт был только на линии фронта… А в тыловых госпиталях не было и его.

      Брали рукав фуфайки и, если была под руками, деревянную киянку, такой деревянный молоток, а если не было, то чугунную сковородку. И били раненного по затылку. Кратковременная потеря сознания позволяла прооперировать раненного и спасти его от верной смерти от болевого шока…

      – ……..! Я выдохнула с трудом…

      Надо сказать, что гримировать я уже закончила к этому моменту и съемочная группа уже с нетерпением ждала, когда я отпущу легендарного актера на площадку.

      Я сидела в оцепенении около Льва Константиновича, опустив руки с кистью и пудрой….

      Но спасительное и мобилизующее слово «Мотор!» быстро привело нас в рабочее настроение.