Он давал понять, что Карл со своим ослиным упрямством больше никого за мирным семейным столом не интересует. Это было хуже подзатыльника.
– Я могу остаться? – спросил Карл вкрадчивым, тихим голосом.
– Да, ты можешь остаться, – кивнул отец.
Карл грохнул стулом, выскочил из столовой, сдернул свою вельветовую курточку с вешалки в прихожей, выбежал на улицу. В лицо ему брызнул дождь, со всех сторон обступили темно-серые дома узкой старинной улицы.
Тяжелая лепнина в стиле позднего барокко, когда-то обильно украшавшая фасады, была сбита при обстрелах Берлина в сорок пятом году. Голые, гладкие стены унылого темно-серого цвета только кое-где оживлялись зелеными листьями вьющихся декоративных растений. Но сейчас, в конце ноября, фасады домов были оплетены сухими, скорченными стеблями, напоминавшими Карлу фрагменты гигантской безобразной паутины. Родной город представлялся ему огромным, разоренным, заброшенным чердаком, на котором давно нельзя найти ничего интересного.
Серое небо, с нездоровым желтоватым отливом у горизонта, серые дома. Мокрый липкий туман, превращающий утро в сумерки. Самодовольная ухмылка свиньи на двери мясной лавки. Бледные тушки молочных поросят, розовые с белыми прослойками жира окорока.
Он вскочил в трамвай, проехал несколько остановок и вышел у ворот старинного лютеранского кладбища. Немного подумав, перебежал на другую сторону, в маленькой кондитерской на углу купил плитку молочного шоколада, картонный пакет жидкого йогурта. Рядом с лавкой был табачный автомат. Он опустил в щель свою последнюю марку и несколько пфеннигов, вытащил из никелированной пасти автомата пачку сигарет и вернулся к кладбищенским воротам.
Мокрый гравий шуршал под ногами. Каркали вороны. Вокруг не было ни души. Он прошел насквозь почти все кладбище, остановился у мраморной фигуры пухлого ангела. Белый мрамор местами позеленел от времени, нос был отбит, но в целом фигура сохранилась, хотя стояла здесь уже двести лет. Низенькая чугунная оградка отделяла квадратный участок земли, принадлежащий семье Майнхофф. Последним в списке похороненных значилось имя Фрица фон Майнхоффа, 1900–1970.
Карл сел на мокрую скамейку, развернул шоколад, откусил, запил приторным клубничным йогуртом из пакета. Съел всю плитку, закурил дешевую сигарету.
Дедушка Фриц был сумасшедший. Так говорили соседские дети, и Карл колотил их за это. Дедушка Фриц страдал душевной болезнью. Так говорили родители, и Карл презирал их за это.
Отпрыск разорившегося аристократического семейства, Фриц фон Майнхофф избрал военную карьеру. Во время Второй мировой войны служил в абвере. В сорок четвертом его завербовал русский разведчик, работавший в Берлине. В сорок пятом он оказался в советской зоне оккупации. Был СКАЧАТЬ