На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ все ее оттенки нашли в Пушкине своего певца

      Пушкин внушал – жить, жить, жить…

      Ведь к этой золотой мере жизни стремился герой романтической поэмы Пушкина Алеко – как и Пушкин, русский скиталец, который никогда не смог уйти от своей бунтующей души. И здесь Пушкин чувствовал себя в заговоре с героем против сплоченной посредственности, которая под видом полной гармонии в сущности стремится к созданию спокойной клетки для человека – человек как узник чужой души и данник чужой воли.

      Пушкин воспринимал мир как «жизненный пир»:

      ««Душа полна невольной грустной думой;

      Мне кажется, на жизненном пиру

      Один с тоской явлюсь я, гость угрюмый,

      Явлюсь на час – и одиноко умру».

      Пушкин ценил фонтан жизни, который не должен пересыхать. Ценил остроту переживания. Его интересовали те, кто видел в жизни Праздник, который от рождения подарен Творцом. Он презрительно говорил: «Пусть остылой жизни чашу тянет медленно другой». Этот «другой», трус, человек будней жизни, не вызывает у Пушкина желания подражать ему.

      Поэт трепетен перед теми, тремя, в «Египетских ночах», которые готовы отдать жизнь за одну ночь с Клеопатрой.

      В такой жертве – они боги:

      «И сладострастные прохлады

      Земным готовятся богам»

      Все они, эти три героя, три земных бога – они за Сладострастие, за полноту и интенсивность переживания Жизни.

      И даже Пугачев в глазах поэта – герой интенсивного переживания жизни, Пугачев говорит: «Чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что Бог даст!».

      Именно так формулирует Пушкин свой жизненный принцип.

      Когда – то Рабиндранат Тагор писал:

      «В день, когда смерть постучится в твою дверь, что ты предложишь ей?

      О, я поставлю пред моей гостьей полную чашу моей жизни. Нет, я не отпущу ее с пустыми руками».

      Пушкин поставил «перед смертью полную чашу» своей короткой, но такой огненной жизни.

      Дионисийская (вакховская), испепеляющая страсть за Наслаждение. Как Пир во время Чумы. Наслаждение до самого конца Жизни. Праздник и трагедия, Пир и Чума во имя жизни и во время жизни – Пушкин объединяет, смешивает эти две стихии подлинной жизни: трагедия во время праздника или праздник во время трагедии.

      Для него смерть – естественный, необходимый компонент жизни: без ежеминутной возможности смерти жизнь не была бы так сладка: «Перед собой кто смерти не видал, тот полного веселья не вкушал».

      Хвала тебе, трагедия, хвала тебе смерть, вы нужны жизни, вы ее обостряете, вы даете ей соль.

      «Итак – хвала тебе, Чума» – и это тоже Пушкин.

      Пушкин до последнего вздоха (при всей глубине и трагизме жизни) умел держаться на поверхности. Умел ходит по ступенькам, одного не умел (и не хотел) – сидеть СКАЧАТЬ