до того, как он начал заниматься всем вышеперечисленным. «Шок что ли», – подумал он и стал снимать, сначала свою, потом ее, куртки. Туника из легкого батиста и… ничего. Голая грудь от холода обозначилась так, что обойти ее взглядом было сложно. Он пытался. Не получалось. Надо же, вот тебе и бесполая. В конце концов, главное, согреть, вертелось у него в голове. Никак не мог вспомнить, как по-русски вода, чтобы отправить ее в теплую ванну. Ничего лучшего, как просто помочь раздеться, ему в голову не пришло. Начал с колгот, неожиданно быстро она схватила его за руки, пытаясь оттолкнуть. Сил не хватило и он, зная, что поступает так, как надо в экстренных ситуациях, продолжал. Но, видимо, теория это далеко не практика. Потому что русская, вместо того, чтобы помочь ему снять с нее тунику, начала вдруг снимать рубашку с него. Как ни пытался, он не мог вспомнить, как это случилось. Почему его глаза останавливались, то ее на груди, то на ее, вдруг согревшихся, глазах. Почему его руки бережно гладили ее тело, когда удалось справиться с батистом. Он был сильнее и боялся причинить боль. Как она стала частью его? Как это могло произойти, чтобы русская в военных высоких ботинках, штампующая по утрам плитку в холле отеля, вдруг оказалась такой легкой и нежной. Как у нее, такой сосредоточенной и строгой, вдруг появилась кошачья грациозность и… даже развязность. Он не понимал. И не помнил ничего, кроме… впрочем, это не важно, что он помнил. Его удивило, что после произошедшего, он, как это обычно с ним бывало, не «протрезвел», не попрощался и не ушел. Он все-таки налил ей ванну, проследил, чтобы она туда села, и даже помог вымыться, почти горячей водой. Затем отвез в его любимый ресторан на берегу, совершенно безлюдный в это время года. Они молчали. А что им оставалось. С ее знанием итальянского, и его – русского. Шум моря. Ее робкие и какие-то виноватые взгляды. И его, не спешащее уходить, желание.
Утром она привычно проштамповала плитку своими ботинками. Шапка. Рюкзак. Все на месте. Прибавились только шерстяные гетры. И термос в руках. Она подошла к нему и, сказав это русское бесцеремонное «привет», сунула под нос дисплей телефона, на котором он прочитал: «Где мне наполнить горячей водой термос? Немного ошалев, он с самого утра мучился, как бы так сделать, сказать то он не мог, чтобы дать понять, что это было хорошо, но этого больше не будет, а она про термос. Подошел к кулеру, налил кипяток. Она поблагодарила и ушла. И вернулась, не изменяя привычке, в 9 вечера. Он видел из своего офиса, пришлось задержаться. Через два дня она уезжала. Проводить лично, что было в его правилах, он не смог, так как попал в аварию и даже умудрился сломать нос. Поэтому на вокзал отправил помощника, а сам просто пожелал заученное «Счастливого пути».
И вздохнул. С облегчением.
Часа через три вернулся помощник, продрогший, рассказал, что поезд задержался на два часа, и хорошо, что они не отправили русскую одну.
