Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую. Маргарет Макмиллан

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ тем больше не одобрял. Когда император посещал Вильгельмштрассе, чтобы увидеться с Гольштейном, последний сбегал от него, устраивая длительные пешие прогулки[203]. Когда в 1904 г. они все же встретились на большом званом обеде, то, по словам очевидцев, обсуждали лишь утиную охоту[204].

      От высоких постов в министерстве Гольштейн всегда отказывался, предпочитая действовать за кулисами, следить за входящими и исходящими бумагами, плести интриги, карая врагов и вознаграждая друзей. Его кабинет примыкал к кабинету самого министра, и у Гольштейна вошло в привычку заходить туда без приглашения. Хотя он изначально и был близок к Бисмарку, который во многом полагался на него, впоследствии они разошлись во мнениях из-за русского вопроса, и Гольштейн поссорился как с самим канцлером, так и с его сыном и всеми их сторонниками. Гольштейн с осуждением отнесся к перестраховочному договору и к самой идее того, что Германия и Россия могут построить дружеские отношения. Возможно, это было связано с тем, что он с неприязнью вспоминал те времена, когда еще молодым дипломатом служил в Санкт-Петербурге, который тогда был столицей России. Так или иначе, ненависть к России и страх перед ней были одними из немногих постоянных черт его политики[205]. Со временем его дружба с Бюловом станет жертвой разногласий именно по этому вопросу.

      В декабре 1897 г. Бюлов произнес в рейхстаге речь, представив свое видение внешней политики Германии и особо остановившись на приближающемся, как тогда полагали, разделе Китая. Его речь была продумана так, чтобы произвести впечатление на широкую общественность: «Мы должны потребовать, чтобы германский миссионер, германский промышленник, германские товары, германские корабли и германский флаг уважались в Китае не меньше, чем представители и символы других стран». Германия была готова уважать азиатские интересы других держав – до тех пор, пока те в ответ уважали ее собственные: «Одним словом, мы не хотим закрывать никому солнце, но и сами требуем достойного места под ним». Мир должен признать, продолжал он, что старый порядок изменился: «Прошли те времена, когда немец уступал власть над сушей одному своему соседу, а власть над морем – другому, оставляя себе лишь небеса и философские абстракции»[206]. Речь Бюлова была воспринята очень хорошо: вюртембергский представитель в Берлине отмечал, что фразы из нее «уже практически превратились в пословицы и сейчас у каждого на языке»[207]. Снова обращаясь к рейхстагу двумя годами позднее, Бюлов впервые употребил термин Weltpolitik. Довольно любопытно, что в наши дни этот термин обычно переводится как «политика по защите окружающей среды», но в то время он подразумевал глобальную, мировую политику – причем такую, которая вызывала у наблюдателей вне Германии сильнейшие подозрения. Совместно с ним часто использовали столь же скользкое понятие Weltmachtstellung, или «статус СКАЧАТЬ