Огнем и мечом. Генрик Сенкевич

Чтение книги онлайн.

      Скшетуский продолжал:

      – Скорее вы забудете меня для этого красавца… Он будет аккомпанировать вашему пению на своей балалайке.

      – Никогда, никогда! – прошептала девушка. – Но берегитесь его: это страшный человек.

      – Что для меня значит какой-то казак, хоть бы даже за ним стояла вся Сечь, если я для вас готов решиться на все. Для меня вы единственное бесценное сокровище, мой свет… Только скажите: ответите ли вы мне взаимностью?

      Чуть слышное «да» прозвучало в ушах Скшетуского как райская музыка, и ему показалось, что в его груди сразу забилось по меньшей мере десять сердец… Все просияло в его глазах, как бы залитое солнечным светом. Он почувствовал в себе какую-то неведомую ему до сих пор мощь, ему казалось, что у него за плечами выросли крылья.

      За ужином перед ним мелькало бледное и страшно изменившееся лицо Богуна, но, уверенный во взаимности Елены, он не обращал на него внимания.

      «Пусть не становится мне поперек дороги, потому что я столкну его», – подумал он, и сейчас же мысли его приняли другое направление.

      Елена сидела так близко к нему, что он касался своим плечом ее плеча, видел рдевший на ее щеках румянец, волнующуюся грудь и глаза, то скромно опущенные вниз и закрытые ресницами, то сверкающие, как две звезды. Елена, хоть и была запугана суровым обращением старой княгини, все-таки осталась все той же украинкой с пылкой кровью. И как только на нее упал теплый луч любви, она расцвела розой и проснулась для новой, неведомой ей жизни. Лицо ее засияло счастьем и отвагой, и чувства эти, борясь с девичьим стыдом, ярким румянцем окрасили ее щеки. Скшетуский был сам не свой. Он много пил, но мед не действовал на него, потому что он был уже опьянен любовью. За столом он никого не замечал, кроме княжны; не замечал, что Богун бледнел все более и более и то и дело хватался за рукоятку своего кинжала; не замечал, что Лонгин уже третий раз рассказывал о своем предке Сговейке, а Курцевичи – о своих походах за турецким добром. Пили все, Кроме Богуна; самый лучший пример подавала старая княгиня: она поднимала кубок и за здоровье гостей, и за здоровье князя, и даже за здоровье господаря Лупула. Зашел также разговор и о слепом Василии, о его прежних рыцарских подвигах и его несчастном походе и помешательстве, которое старший из Курцевичей, Симеон, объяснял следующим образом.

      – Вы только подумайте, господа: если маленькая соринка мешает глазу видеть, то как же смола, попав в мозг, не могла омрачить ум.

      – Это очень нежный инструмент, – заметил на это Лонгин.

      В эту минуту старая княгиня заметила изменившееся лицо Богуна.

      – Что с тобой, соколик?

      – Душа болит, маты, – ответил он мрачно, – но казацкое слово не дым, надо держать.

      – Терпи, сынок! Будет могарыч!

      Ужин кончился, но кубки все еще наполнялись медом Для большего веселья позвали казачков СКАЧАТЬ