нашел, встретил, одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев (сумма совсем небольшая). «Вот как велико различие между грехом против Бога и грехом против человека! – говорит свт. Иоанн Златоуст. Оно так же велико, как между десятью тысячами талантов и ста динариями, и даже еще более. При глазах человека мы удерживаемся и опасаемся грешить, а Бога, хотя Он всегда смотрит на нас, не стыдимся, напротив, и делаем все, и говорим обо всем небоязненно». Сказано, что раб вышел, потому что в присутствии своего государя он, конечно, не решился бы на такую дерзость, о которой говорится далее: и, схватив его, своего должника, душил, говоря: отдай мне, что должен! Долг был так мал, что сам заимодавец стыдится сказать: отдай мне мои сто пенязей, но говорит не определенно: сколько ты мне должен. Этот неумолимый заимодавец поступает строже, нежели как хотел поступить с ним самим царь, – он хочет, чтобы его самого судили одной мерой, а сам судит своего должника другой; он желает быть прощенным, а сам не хочет прощать. Он не хочет знать, что сам, находя любовь, должен и сам любить других, что, пользуясь милостью, должен забыть о своем праве, а если хочет пользоваться в отношении к ближним законом правосудия, то и себе должен ожидать того же правосудия, и знать, что той мерой, какой он мерит, отмерится ему самому. Тогда товарищ его пал к ногам его, умолял его и говорил: потерпи на мне, и все отдам тебе. Но все было напрасно: жестокий человек не тронулся даже теми словами, которые только что спасли его самого, успел забыть о той милости, какую сам только что получил, и теперь душит своего товарища с жестокостью, несвойственной даже и диким зверям. «Что ты делаешь, человек? – восклицает свт. Иоанн Златоуст. Не вонзаешь ли меч в самого себя, вооружая против себя милость государя? Но он не мало об этом не размышлял, не хотел даже отсрочить уплату небольшого долга: но тот не захотел, а пошел и посадил его в темницу, пока не отдаст долга. Он безжалостно влечет должника под крепкую стражу, вовсе не сознавая, что этим сам себя осуждает беспощадно. Но таков уж человек, так он делается суровым и жестоким, когда «уходит от Бога» и весь отдается греховной страсти. Кто не видит, не сознает своего греха, тот всегда готов строго судить грех ближнего, подобно Давиду, который, сам будучи в грехе, произнес смертный приговор на соседа, отнявшего последнюю овцу у бедняка. Не то же ли бывает и с нами, грешными? Как часто мы осуждаем ближнего за самый ничтожный проступок против нашей чести, за неосторожное слово, задевающее наше самолюбие, как часто сердце наше кипит жаждой – отмстить человеку за эту ничтожную обиду, восстановить свою честь! А того и на мысль нам не приходит, что Бог для того попускает эти обиды, чтобы мы помнили, как сами постоянно оскорбляем Его милосердие, для того и попускает страдать наше самолюбие, чтобы мы, прощая этот ничтожный долг ближнему, могли с большим дерзновением просить Отца Небесного: «остави нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим!» Сердцеведец все видит, все знает; ближайший
СКАЧАТЬ
