Улыбнись нам, Господи. Григорий Канович

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ можно разговаривать. Эзру уже самого тяготило краснобайство Шнеера. Он все равно не бросит свои скитания, не предпочтет сытую оседлость своим голодным странствиям, не будет распевать молитвы. Толпе нужны не молитвы. Толпе нужны грубые и ясные слова. Его, Эзру, манят площади, трактиры, он любит будоражить народ, науськивать, подстрекать против гонителей и лихоимцев. Эзра мечтает не обо всех синагогах Литвы и Польши, а о своем театре с крышей и сценой, с актерами и зрителями, с хлопками и криками восторга. Однажды он был в таком театре в Вильно. Он попросился бы туда, но кто его с таким акцентом примет? А еврейских театров нигде нет – ни в Варшаве, ни в Петербурге, ни в Киеве. Играют по-русски, по-немецки, по-фински, но только не по-еврейски. Запрещено! Хорошо еще, по-еврейски можно молиться. Молиться и проклинать.

      – У меня тоже была жена, да будет ей хоть в раю сладко.

      Шнеер зашагал по комнате, подошел к окну, протер стекла, чтобы получше разглядеть Дануту.

      – А ты… ты что – не мог найти другую?

      – Не мог, – отрезал Эзра. – Что по сравнению с ней все синагоги Литвы и Польши, и всей Бессарабии в придачу?

      – Позови ее, – великодушно произнес кантор. – В Писании сказано: приюти чужестранца, открой дверь рабу и невольнику.

      – Не надо ее звать, – твердо сказал Эзра. – Усталый воин не будет купаться в струях Иордана.

      – А куда тебе торопиться?

      – В Вильно брат умирает.

      – Брат есть брат. Но ты еще раз подумай. Я научил бы тебя всем молитвам: и «Шма, Исроэль!» – «Внемли, Израиль!», и «Колнидрей». Ты только послушай!

      И Шнеер вдруг высокой пронзительной нотой рассек воздух. Молитва затрепетала, взмыла под потолок, пронзила крышу и, видно, долетела до божьего чертога.

      – Ну! – подзадорил кантор Эзру. – Давай вместе! Сейчас мы с тобой оторвемся от земли и перенесемся туда, на небо… и наш Господь сотворит чудо – наполнит твои легкие воздухом, которого хватит на сто лет!

      Сказав это, кантор снова затянул молитву.

      Эзра диву давался: какой у Шнеера еще сильный и красивый голос. Он крепчал с каждым стихом, с каждым словом, с каждой буквой молитвы, пережившей гонения фараонов и амалекитян и звучавшей, может быть, еще в плаче на реках вавилонских; голос молодел от исступления и отчаяния, подхлестывал, вдохновлял, окрылял и укорял Эзру, и Эзра не выдержал. Поддавшись какому-то колдовству, он против воли, сперва робко, потом смелей и смелей втянулся в это негаданное просветленное безумие: а вдруг Господь и впрямь явит чудо, наполнит его легкие неземным целительным воздухом на сто, ну пусть не на сто, пусть еще на десять лет, и оттого, что Эзра не сплоховал, что у него из горла ничего, кроме чистых, завораживающих, подобно сну, звуков не исторглось, его охватило необъяснимое, давно забытое волнение. Ему почудилось, будто этот прорыв к детству, эта горячая и искренняя жалоба были предопределены свыше для того, чтобы он мог оплакать себя, бродягу и скитальца: своего отца, каменотеса и ваятеля Эфраима, который, видно, давно уже соорудил ему в душе могильный памятник; своего брата СКАЧАТЬ