догонишь. Главное теперь – взлететь». Тут самолёт, не мешкая, пошёл на взлёт. Дыр-дыр-дыр-дыр… М-м-м-м… Бых! Первый пилот поворачивается и лично мне говорит: «Свистишь, браток! Тут не двести килограмм.» Я ему: «Ты что, читать не умеешь?» – и протягиваю бумажку со штемпелем. Тогда он поворачивается ко второму пилоту: «Ну, написано пером… не вырубишь топором. Разворачивай!» И вот мы вновь мчимся по полю. Дыр-дыр-дыр-дыр-дыр!.. Б-бух! – опять сделали козла, то есть подпрыгнули, как мячик от асфальта. Но не остановились – вперёд мчим, к победе коммунизма: дыр-дыр-дыр… Бу-бух! И – едва затормозили у самого забора. Очень выразительно. Хотел я левому туристу сказать: «Вылезай, приехали», но не стал портить ему радостное настроение погони. Тем более что ко мне уже оба пилота повернулись с отчаянным выражением на лицах, и в унисон: «Свистишь-таки, бат ты наш! Тут явно не двести килограмм, тут цельная тонна!» На что мне пришлось возразить: «Ребята, если вы не можете даже за литру спирта взлететь, я найду другой аэроплан.» – «Ну! – сказали они. – Попробуем ещё разок-другой. Но ты садись рядом с нами – для баланса». И пришлось мне между ними умащиваться на корточках. Самолёт взревел, задрожал от нетерпения, но тормоза прижали его к земле. Мотор надрывался так, что мне почудилось, что на дальней окраине Юдинска, возле слюдяной фабрики, на которую мы вчера забрели по ошибке, думая, пекарня, аборигены подумали: свершается эксперимент века! Наконец, тормоза отпустили, и мы сорвались, как перестоявший конь. Вперёд, вперёд – приподнимаемся! – и снова с треском об грунтовку трых! Подпрыгнули, отскочили от земле метров на несколько, перемахнули забор, чуть не коснувшись его колёсами и потянули-таки, потяну-ули! – чых-пых, чих-пых… Мама родная, помоги! И когда мы вот так взлетели и ушли за территорию аэродрома, первый пилот сказал второму, так, точно меня между ними не было и в помине: «Здесь не двести килограмм, больше.» – На что я резонно возразил: «Это у левого туриста такой рюкзак. Слыхали, как он им бухнул.» – «Ну что ж, – вздохнули пилоты, – сами виноваты. Не выбрасывать же его… Полетим.» И так мы некоторое время летели молча, пока первый не сказал второму: «Н-да, с таким левым рюкзаком нам перевал не переползти». – «Да, – согласился второй, – перевал нам не одолеть с таким рюкзаком. Что будем делать?» Я хотел им подсказать: выбросьте этот тяжёлый рюкзак хотя бы, но вовремя смекнул, что одним рюкзаком не обойтись. «А! – сказал первый пилот, – вырубай автоответчик. Где наша не пропадала.» И стали они поочерёдно, зажимая ладонью микрофон, вызывать: «Аллё, это первый, первый, первый?.. Ноль-пятнадцатый на взлёте. Ложимся на курс. Что-то вас плохо слышно. Что-то совсем не слыхать…» А им в ответ доносится: «Да и вас плохо слышно.» – «Что такое, что такое, не понятно…» – и вырубили рацию, и вместе с нею, как я догадался, выключился автоответчик… или самописец? Я забыл. Контроль, короче, отключили. И мне было сказано:
СКАЧАТЬ
