На противоположном диване сидел мой старший брат Маркус и его жена Пенелопа.
– Наконец приехал, – без особого энтузиазма сказал брат, оторвав взгляд от смартфона.
Маркус выглядел как юная версия отца – такой же холодный, равнодушный кретин, прячущий скверный характер за дорогими костюмами.
– Привет, Пенелопа, – поздоровался я, проигнорировав его.
Она робко улыбнулась. Золовка пыталась походить на мою мать, но окрашенные волосы тонкими прядями обрамляли бледное лицо. Она пережила три замершие беременности, что делало уязвимой, а Маркуса – нетерпеливым. Ему исполнилось тридцать шесть, и он считал, что в этом возрасте полагалось иметь наследника. Его совершенно не заботило, что каждая последующая попытка причиняла Пенелопе ещё больший вред. Как я уже сказал – холодный, равнодушный кретин.
– Явился – не запылился, – сказала мама. Она наморщила аккуратный носик, оглядев меня с ног до головы. – Хотя… Ты похож на клубок пыли и дорожной грязи.
Она грациозно поднялась с дивана, подошла ко мне и подставила поочередно щеки для поцелуев. Меня уже давно перестало задевать подобное поведение. В детстве, когда няни приводили меня к ней, и я рвался, чтобы на радостях обнять ее, она поступала точно так же.
– А ты все так же божественно красива, – любезно сказал я, толком не касаясь губами её щек, но она все равно провела про ним ладонями.
Господи, ну почему я не мог родиться младшим братом Сэма? И он, и его родители тоже были аристократами, но каким-то образом остались адекватными!
– Мне кажется, или я вижу на твоей куртке трупы комаров? Фу-у-у… – Мама взяла Оливию под локоть и оттащила от меня. – Перепачкаешься же. – Она окинула дочь придирчивым взглядом и принялась выправлять светлые волосы Оливии из-за ушей. – Ну сколько раз повторять, чтобы ты не выставляла свои уши напоказ. Они же топорщатся…
– Мама, у Оливии идеальные уши, – вмешался я.
– С которыми её никто не возьмет замуж.
– Я пока не собираюсь искать мужа, – сказала Оливия.
– И очень зря. Чем дальше, тем меньше достойных мужчин. Когда ты наконец соберешься, все хорошие уже будут разобраны.
– Оливии будет двадцать шесть и она только начинает жить, – возразил я.
С окончанием ординатуры перед ней открылись карьерные перспективы и ещё больше работы. Не понимаю, как мама может говорить про брак, когда её дочь вступает на сложный и извилистый путь, ради которого горбатилась целых семь лет.
– Тогда пусть не плачется мне потом. Я ее предупреждала. – Мама снова села на диван и принялась листать журнал, хлестко переворачивая страницы, практически отрывая их.
Отец СКАЧАТЬ