Закончив, сэр Оливер открыл окно и выплеснул в него розовую от крови воду, после чего собрал куски скатерти, которыми промакивал рану, и вместе с прочими свидетельствами только что проведенной операции бросил их в огонь. Он ясно видел серьезность положения и считал, что даже Николас, чья преданность не вызывала у него сомнений, не должен ничего знать. Малейший риск был недопустим. Лайонел прав в своих опасениях: поединок без свидетелей, каким бы честным он ни был, рассматривается законом как убийство.
Наказав Лайонелу завернуться в плащ, сэр Оливер отодвинул засов и пошел наверх, чтобы найти для брата свежую рубашку и колет. На площадке он встретил Николаса, спускавшегося по лестнице, и задержал его разговором о больном груме, проявляя, по крайней мере внешне, полное спокойствие. Затем, чтобы избавиться от слуги на время, которое потребуется для поисков всего необходимого, он под предлогом какого-то мелкого поручения отослал его наверх.
Вернувшись в столовую, сэр Оливер помог брату одеться, стараясь возможно меньше беспокоить его из опасения сдвинуть повязку и вызвать новое кровотечение, затем, подобрав окровавленные колет, жилет и рубашку, бросил их в камин, где уже догорали остатки разрезанной на куски скатерти.
Через несколько минут Николас, войдя в столовую, увидел обоих братьев спокойно сидящими за столом. Если бы он мог как следует рассмотреть Лайонела, то непременно бы заметил, что, помимо непривычной бледности, покрывавшей его лицо, весь облик молодого человека как-то неуловимо изменился. Но он ничего не заметил: Лайонел сидел спиной к двери, и не успел Николас пройти несколько шагов, как сэр Оливер отослал его, заявив, что им ничего не надо.
Николас удалился, и братья вновь остались одни.
Лайонел едва притронулся к еде. Его мучила жажда, и он выпил бы весь глинтвейн, если бы Оливер из опасения, что у брата разовьется лихорадка, не остановил его и не заставил пить одну лишь воду. За все время умеренной трапезы – у обоих братьев не было аппетита – никто из них не проронил ни слова. Наконец сэр Оливер встал из-за стола и медленными, тяжелыми шагами, выдававшими его состояние, направился к камину. Он подбросил в огонь несколько сухих поленьев, взял с высокой каминной полки свинцовую банку с табаком, задумчиво набил трубку и, вытащив короткими щипцами уголек из камина, раскурил ее. Затем он вернулся к столу и, остановившись около Лайонела, прервал затянувшееся молчание.
– Что послужило причиной вашей ссоры? – угрюмо спросил он.
Лайонел вздрогнул и слегка отпрянул.
– Право, не знаю, – ответил он и уставился на катышек хлеба, который нервно разминал между большим и указательным пальцем.
– Неправда, Лал.
– Что?
– Это СКАЧАТЬ