Полет в Эгвекинот. Полина Михайловна Разницина

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ холма, на котором стоял и стоит мой дачный домик, прямо над речкой, невыносимо близкой речкой, пока я…А на участке шалаш с брезентовой крышей, где все лето пируют комары, пока ты спишь, пряча искусанный лоб под одеяло, но в дом не переберешься ни за что, потому что дождь так стучит по брезенту или костер догорает, а запах его значит, что ты на даче и все у тебя хорошо, и птицы…

      Разве не кощунство в подобной обстановке учиться?

      Я понимала, что хочу остаться в Лицее, но не делала для этого ничего. Я очень хотела остаться! Отчасти мешала излюбленная дурость максималиста. Я не могла признать, что мне, чтобы что-то получить, надо работать. Хотелось оказаться уникальной в своем роде, настолько умной, чтобы даже гениальной Я согласилась бы родиться самой красивой, самой умной, самой доброй или самой честной, или просто самой странной, или чтобы из моих плеч выросли сорок четыре руки, а на лбу лошадиные глаза. Что примечательно, на самую противную или нудную я бы не согласилась – очень уж меня волновало мнение окружающих, и потом все, что откровенно непривлекательно, – зачастую непрактично. Мне важно было, чтобы таких как я больше не существовало, или если существовали, то мало и главное где-то очень далеко.

      Я прекрасно понимала, что менее абстрактные факторы, вроде внешности, меня не выделяли, а вот что-то, на примитивном уровне неизмеримое, тот же интеллект, – вполне мог: чем не алмаз – забыла огранить. Ведь, возможно, в нем и заключалась моя ценность. Мне не хотелось обладать просто хорошим или даже отличным интеллектом. Я этого боялась: умных людей пруд пруди. Нет ничего более обыденного, чем развитый мозг или отменное здоровье. Я была согласна только на гениальность, а ведь даже гений, который совсем ничего не делает и понятия не имеет, что обозначают закорючки на доске, навряд ли станет блестящим математиком, но стоит ему взяться за работу… И я боялась браться, потому что знала, что не начну с лету интегрировать в уме и изобретать собственные теоремы, а значит, никакой я не гений, а значит, в черепушке моей нет ничего, что могло бы выделять такую, как все, среди остальных, за что можно было бы меня любить.

      «Потом я крикнул: „Ура!“ – и сам себе объявил войну. Но силы, увы, не равны, и вот я сам у себя в плену…» Я бралась за учебу и сразу бросала, и говорила себе: позже… Нервничала, опять начинала и бросала, и не могла определиться, что должна делать. Тогда мы и условились с моей Яной за каждый час безделия принести друг другу на следующий год по маленькой шоколадке. Большая приравнивалась к четырем маленьким и искупала четыре часа тунеядства… Не знаю, сколько я задолжала, потому что в какой-то момент считать устала и решила, что куплю подруге 20 больших плиток.

      Июнь выдался жаркий. Каждый божий день светило солнце. Без слез смотреть на «якобы учащуюся» меня было сложно, тем более маме, и очень скоро я получила допуск к речке. Я благополучно отсиживала дома до обеда, честно силилась сесть за уроки, но быстро сдавалась – моя разомлевшая СКАЧАТЬ