Если только зажмуриться и зажать нос, как перед приёмом горького лекарства? Но какой тогда в этом смысл? Ведь это всё равно будет через не могу, а вовсе не «жить, как захочется»
И уже через пять-десять минут глупых заигрываний с Густавом меня бросало в другую крайность – я снова закрывалась в раковине боли, понимая, что как бы я сейчас ни рвала и ни метала, а исход один – не оказалось у нас с Данилой ни сорока, ни двадцати, ни десяти лет вместе. Мы даже до пяти не дотянули.
Тогда мне хотелось просто набрать его номер и сказать, что-нибудь красивое, вроде «Отпускаю, будь счастлив!» Но я понимала, что за этим стоит лишь острая жажда услышать в ответ, что всё не так, и я всё не так поняла, и вообще никто кроме меня ему не нужен… О если бы это было так!
Однако в жизни Данилы был и сын, и тайные регулярные поездки к другой семье, и моя собственная дефектность. И вместо таких желанных слов о том, что никто кроме меня, я боялась услышать в голосе мужа банальную радость свободы. Раскрыть сейчас его тайну – равносильно тому, что поставить перед выбором «Или я, или они» Какова вероятность, что он выберет меня? Нулевая. Ему нужен ребёнок, это же очевидно, а я лишь держу его рядом с собой жалостью и чувством долга. Нет, я не могла открыть эту правду. Я, несмотря ни на что, не готова была отдать его другой семье.
Я была похожа на собаку на сене – ни себе, ни людям, и понимала это, терзалась этим и винилась, но была ли сила, способная отодрать меня от этого сена?
Хотелось закопать голову в песок и подождать, пока всё само как-нибудь рассосётся… Но вместо этого я снова строила Густаву глазки, а потом снова падала в бездну отчаяния. Снова и снова. Нескончаемый десятибалльный шторм.
Так меня кидало почти до конца недели. За это время мы с Густавом сдружились, я даже рассказала ему о своей беде, и в какой-то момент совершенной чужой человек превратился в мою жилетку для слёз, в то время как я по-прежнему не знала о нём ничего, кроме имени.
За пару дней до приезда в санаторий Данилы у меня случилась истерика, свидетелем которой стал всё тот же бедняга Густав.
– Я не смогу, я не выдержу этого… – рыдала я. – Всё закончится тем, что я наложу на себя руки… – Задрала рукав, демонстрируя шрамы. – Видишь? Мы с ним уже расставались… Это болезнь! Я просто болею им, и не представляю, что с этим делать!
Он замер на мгновенье, глядя на мои шрамы круглыми от ужаса глазами, и вдруг схватил меня за руку и припал к запястью губами. Это мигом отрезвило меня. Я отшатнулась, вскочила со скамьи, выдирая из его рук свою, но он вскочил следом, вцепился в мои плечи:
– Послушай, я хочу тебе помочь! Я могу, клянусь, но ты должна захотеть этого сама! – Его иностранный выговор смягчал слова и странным образом действовал успокаивающе. Глаза цвета некрепкого чая оказались вдруг так близко… Я от чего-то обмерла, вглядываясь в них, СКАЧАТЬ