Под защитным стеклом лежал голый младший инженер. Вернее, на нём не было одежды, но бёдра его как шортами были закрыты эластичным подгузником с выводящими трубками, а грудь и плечевой сустав были туго стянуты бандажами. Грудь дополнительно покрывал тонкий светло-синий каркас, видимо, из-за сломанных рёбер. Такой же каркас, только с ячейками поменьше, оплетал и его шею неестественного из-за гематомы цвета. Голова тоже была перевязана, просто чистыми бинтами. Скорее всего, ему пришлось делать трепанацию. А лицо парня накрывала маска, тоже с трубками: для подачи питания – тёмно-синяя, а кислородная гофрированная – прозрачная, почти невидимая.
Я вдруг понял, что эти пару дней мне не давало покоя, когда я смотрел на сокоординаторшу в такой же капсуле: то же самое было и в облике младшего инженера. Они оба не выглядели мёртвыми, нет. Вполне здоровый, парадоксально для их положения, но всё же здоровый цвет лица и вообще кожи. Они не были похожи на мёртвых. Но они не были похожи и на спящих. Что-то неуловимое, совсем-совсем слабое, я сам не мог понять, что именно, но что-то отличало их кому от обычного сна. И это очень тонкое, слабо осязаемое, непривычное состояние вызывало какое-то неуловимое беспокойство, растерянность. Зависшие даже не между жизнью и смертью, но между сном и смертью…
– Голыми лапами уработал… – тихо и задумчиво сказал матрос-три. – А ведь у них простейшие орудия есть… – И откусил смачно от своего бутерброда.
Я есть не мог. Не потому что было противно: тело младшего инженера не выглядело отталкивающе изувеченным. Но перекусывать прямо перед ним казалось кощунственным.
Я отвернулся и поискал глазами подходящий столик:
– Я… на обратном пути съем, парни.
– С непривычки, – понимающе ответил матрос-три. – Давай. – Он забрал угощение.
– Идёте куда-то? – спросил матрос-один.
– Да, в оранжерею… Хотим посмотреть на ублюдков.
– Я б тоже… посмотрел, – мрачно ответил покалеченный мужчина. – Тогда знаешь… закапай мне глаза. И дай бутерброд.
Я дождался, когда матрос-три поможет первому со всем, и мы вдвоём прошли через пустующие, тихие и тёмные модули к проходу. В переходах было тоже темно и пусто, очень пусто. Здесь, в буксируемой части, рассчитанной на сотни отдыхающих, было слишком, пугающе стерильно. Нехватка жизни, снующей, работающей или отдыхающей – неважно, ощущалась особенно остро. Помещения, которые должны были быть полны народу, но сейчас пустующие, казались признаком чего-то ужасного, трагичного. Необитаемость воспринималась как неправильность, причём жуткая, ужасающая. Я даже поёжился слегка.
Спасало немного, как ни странно, что света было мало. Если бы эти залы и переходы были ещё и хорошо освещены, неправильность ощущалась бы острее.
Эта мысль получила развитие, когда мы свернули в очередной проход и увидели-таки на другом конце оранжерею. Переделанная и полная теперь настоящих чудовищ с чужой планеты, она была буквально залита светом. В ней СКАЧАТЬ