Кабы знать, кем явилась Савелию Акчиён, думалось Евлампию, ведь он давно разгадал, ещё в первый свой приезд сюда, лет этак пятнадцать тому, а может и больше, что всем по-разному является ведунья… кто она на самом деле есть, в каком мире живёт, поди вызнай. Первым, с кем сюда приехал Евлампий, был приказчик один, Пантелей, с медного рудника. Кто ему таковой совет дал, кто надоумил поехать к ведунье – Пантелей не признался, так и сказал, мол, ты конюх, вот и погоняй, куда скажу. Вот тогда впервые и увидал Евлампий Акчиён, которую по округе по-разному славили – кому-то старой старухой являлась, как вон Пантелею тогда, кому-то, как Евлампию, женщиной в мудрых годах, а кому и девчонкой молодой. Пантелей тогда смурной от Акчиён вертался, Евлампий уж испугался, не захворал ли его седок. Ан нет, жив-здоров домой вернулся, а через зиму продал дом свой, да хозяйство, и отбыл со всеми домочадцами. Никому не сказывал – куда.
В другой раз, года через три, вёз Евлампий сюда женщину, укутанную в дорогую шубу. Дело было зимой, на санях добрались не шибко быстро, снег был чуть рыхлый. Женщина имени своего Евлампию не называла, и у Акчиён недолго пробыла – вышла из избы, сморщив нос, и пробурчала едва слышно:
– Что может сделать девчонка?! Я так и знала, обманули, – и прикрикнула на Евлампия, – Возница! Едем!
После были ещё, один парень годов двадцати, жениться желал сильно, да родители невесты противились, тот словоохотливый был, смешливый. Сказывал по обратной дороге, что молода и хороша собой Акчиён, дивно хороша, словно в сказке… но Катенька ему милее, шибче жизни он её любит! Года через три его Евлампий встретил в Петровке, на ярмарке, возмужал парень, степенный стал, с женой Катериной об руку шёл, на сносях та была. Счастливые глаза у обоих!
Сколь ни ездил сюда конюх, уж стариком стал, а для себя и не думал ничего просить у Акчиён, но раз та сама ему рушник шитый подарила, сказала: «На добрую дорогу тебе, Евлампий Фокич, подарок от меня! Теперь завсегда ко мне дорогу отыщешь!» Принял с благодарностью тот рушник, дома в сундук убрал, и больше не доставал никогда.
Теперь вот Савелия привёз… и впервые на душе так тяжело, так муторно было… словно чуялось что-то, недоброе, страшное, и старое как мир, витало оно и в тумане над озером, и в жухлой траве на лугу, пряталось тёмной тенью под крылечком и в углах… Эх, рази тут уснёшь!
Да только усталость ли взяла своё, или слова Акчиён ему на ум запали, а только лёг Евлампий, тут и уснул, уже на краю сна услышав, как протяжно льётся где-то вдалеке песня, спокойная и добрая.
Утром пришёл сам Савелий к большой избе, ждал Акчиён, чтоб сказать, какую помощь он пришёл просить. Перед тем умылся, волосы свои жидкие пригладил, да велел конюху не мешаться в его дела, его дело – сторона, вот в стороне и сидеть!
Евлампий спорить не стал, и пошёл к конюшне – его забота Гнедой, да седло у Наксая попросить, а Савелий… навстречу судьбе пошёл Савелий Елизарыч!
СКАЧАТЬ