В первый же год после свадьбы у них родилась дочь, и на родителей с ребенком нельзя было налюбоваться. У них был дом – полная чаша, жили они счастливо, как того хотела Лиза, и не утруждали себя сверх сил. Она удаляла по возможности все поводы к неприятностям, стараясь, чтобы их дни протекали мирно в этом воздухе, пропитанном запахом сала, в атмосфере благосостояния разжиревших людей. То был уголок разумного счастья, комфортабельные ясли, где откармливались отец, мать и дочь. Только один Кеню грустил иногда, вспоминая беднягу Флорана. До 1856 года он изредка получал от него письма, но потом всякие известия прекратились. В одной газете Кеню прочитал, что трое ссыльных, пытаясь убежать с Чертова острова, утонули, не достигнув берега. В полицейской префектуре, куда он обращался, ему не могли дать точных сведений; должно быть, сосланного брата не было больше в живых. Но Кеню все же лелеял некоторую надежду. Между тем месяцы проходили за месяцами, Флоран, скитавшийся по Голландской Гвиане, боялся писать, надеясь как-нибудь вернуться во Францию. Наконец Кеню стал оплакивать его как мертвого, с которым он не мог даже проститься. Лиза не знала Флорана и умела всегда утешить мужа, когда тот в ее присутствии предавался отчаянию. Она заставляла его в сотый раз рассказывать про свою молодость, описывать большую комнату на улице Ройе-Коллар, эпизоды того времени, когда Кеню брался за изучение всевозможных ремесел, вспоминать, какие лакомства он стряпал в печке у себя в комнате, одетый во все белое, тогда как Флоран ходил во всем черном. Лиза спокойно слушала его, нимало не тяготясь вечным повторением одного и того же. И вот среди этих радостей, которыми наслаждались с таким благоразумием и которые, созрев, приносили такие обильные плоды, одним сентябрьским утром Флоран свалился как снег на голову, когда Лиза нежилась на солнышке, а заспанный Кеню лениво пробовал пальцами, застыло ли вчерашнее топленое сало. Вся колбасная пришла в волнение. Гавар непременно хотел, чтобы родные спрятали «изгнанника», как он называл Флорана, слегка надувая щеки. Лиза, более бледная и серьезная, чем обычно, повела наконец Флорана на шестой этаж и уступила ему комнату своей продавщицы. Кеню нарезал хлеба и ветчины. Но Флоран почти не мог есть – у него сделалась тошнота и головокружение; он слег и пролежал пять дней в постели, в сильнейшем бреду; у него начиналась нервная горячка; к счастью, ее удалось побороть энергичными мерами. Когда Флоран пришел в себя, он увидел у изголовья своей постели Лизу: молодая женщина неслышно размешивала в чашке какое-то питье. Он хотел поблагодарить ее, но она сказала, чтобы он молчал: они поговорят потом. Спустя три дня больной был на ногах. И вот однажды Кеню поднялся к нему наверх и сказал, что Лиза ожидает его на втором этаже, в своей комнате.
Кеню занимали квартиру из трех комнат и маленькой каморки. Сначала нужно было пройти пустую комнату, где стояли только стулья, потом небольшую гостиную, мебель которой, скрытая
СКАЧАТЬ
