Метлицкая, ВВС, 41-я РАЭ. Сбита в бою под Малоярославцем 17-го октября 1941 года. Первая запись – 22-е октября. Последняя запись сделана сегодня: 8-го декабря 1941. Устало положив таблицу на живот, я уснул. Именно, не потерял сознание, а уснул. «Видимо, все авиаторы встречаются на небесах.» – подумалось мне, прежде, чем сон сморил меня. Проснулся через несколько часов, на окнах светомаскировка и постоянно горит свет в палате. На тумбочке стояла чашка с давно остывшим куриным бульоном. Голод не тетка, и холодный пойдет. Голова побаливает, но, «соседка» больше не причитает. Ее фраза стала мне понятна. Она продолжает уговаривать машину не падать. Интересно, что произойдет, когда она очнется? Осмотрел руки, исколоты до сплошной синевы, видимо, кормили внутривенно, глюкозой. Фамилия у девицы ни о чем неговорящая. Судя по причитаниям, она летчик или штурман, скорее всего, летчик. Мои размышления прерваны появлением медсестры. Опять прокололи задницу, но в качестве награды я получил бульон. И даже горячий. Говорить мне запрещают, это и к лучшему! Голос высокий, противный, как у «РИТы», мне слышать его неприятно. Очень высокий. Кажется, что верещу. Написал на листке карандашом, что желательно было бы поесть. Принесли какую-то кашку. Ну и фиг с ней, уж больно есть хочется. И встать с кровати. Кстати, и по надобности, тоже. Встать не разрешили, а уткой удобнее пользоваться мужикам. Но, ничего, приспособился. Опять осматривал тот же врач, вот убей, не помню, какое звание носили врачи в тот период. Но, то, что это генерал, отчетливо помню. Генералу не нравятся мои глаза. Что он там нашел – одному богу известно. После его ухода, я встал и немного походил по палате. Немного мотает, не без этого, но уже хожу. Вот только мышц совсем нет, как она, бедная, с самолетом управлялась? Сел в кровати, начал делать гимнастику. Мышцы отозвались довольно сильной болью, но ничего, терпимо.
С этого дня пошел на поправку, правда, с выходом в туалет маленький конфуз приключился. Вначале поперся в мужской, потом сообразил, что мне в другую сторону, вошел, а там дамы, я сдуру и ляпнул: «пардон», почему-то покраснел, и закрыл дверь. Выходящие оттуда тетки ТАК на меня посмотрели! Вообще-то, отделение чисто женское. Так что, привыкай, Олежка!
Проф, а теперь я знаю точно, что он – профессор, зовут его Владимир Николаевич, с одной стороны вроде как радуется тому, что я пошел на поправку, а с другой стороны все пристальнее рассматривает меня и мои глаза. Быстрее бы эта кукла, что ли, проснулась! Проф начал задавать вопросы, и считает, что у меня все признаки серьезной амнезии. «Кукла» стенать перестала, и ведет себя спокойнее, но, каких бы то ни было сведений из ее памяти, у меня извлечь не получается. Когда начинает метаться, проявляет беспокойство, я ее мысленно уговариваю не волноваться, а спать. Через три недели, наконец, послышалось членораздельное: «Кто тут?». Она напугалась еще больше, чем я, когда впервые обнаружил «ее». Двое суток ее уговаривал, но, затем выяснилось «обстоятельство»: она видит и слышит, может наморщить нос, и собрать губы в трубочку. И еще – краснеет. По делу и нет.
СКАЧАТЬ
