Уродство между тем – завсегда вмешательство извне. Грубое, кощунственное, жестокое. Такова постыдная, обратная сторона созидательной натуры человека.
Девушка напоминала солдата, которым в полевых условиях занялся пьяный пластический хирург. Причем плоть плохо приросла. Чего и говорить о коже…
Выглядела она, как неудавшийся гомункул, произошедший от неопытного алхимика, невнимательного к собственному детищу.
Словом, лучше бы это нечто вообще не рождалось.
А в среднем напоминала она жертву теневого сообщества компрачикос. Единственное, над ней истязатели явно перестарались.
Не подходила Мезар на обыкновенные роли для искалеченных детей. Шутом при дворе, акробатом или же просто актрисой цирка уродов её было сложно представить.
Одного взгляда было достаточно, чтобы испытать ужас. Внешний облик вызывал желание кричать, бежать без оглядки. Лишь бы тошнотворный образ не отложился в памяти, а стёрся, как ночной кошмар поутру.
Над некогда прекрасным личиком застрельщицы тоннельные крысы издевались часами. Часами! За это время они успели, мягко говоря, пересобрать её физиономию.
Плоть раскрылась, будто одуванчик в лучах солнца, и Альдред потерялся в догадках, какие пыточные ножи задействовали канцеляры, чтобы сделать столь ювелирные надрезы. Так, они спряли живое воплощение полного омерзения.
Обнажая кости с хрящами, куски не опадали Марго на колени, нет. Но тихонечко свисали, пока живодеры продолжали свои издевательства.
Тусклый свет фонаря не давал точно определить, что сотворили троглодиты с глазами Мезар в перерывах. С такого расстояния ренегату показалось, будто бы один точно выкорчевали тупой ржавой ложкой: за смеженными веками зияла, казалось, пустота. Второй заплыл, само яблоко было еле видно Альдреду.
Рыжие волосы морячки также настрадались. Их словно проредил стригущий лишай. Пропали целые пряди, оставляя после себя заметные очаги совершенно голой кожи, местами бледной, а местами – ещё красной, будто бы воспалённой.
Канцеляры, понимал ренегат, особо не заморачивались: выдрали клоками забавы ради, от нечего делать, подпалили лучиной из соображений разнообразия.
Создавалось впечатление, будто им не пришлась по вкусу красота застрельщицы. Казалось, они посчитали её избыточной – и потому возненавидели. Постарались на славу, чтобы даже мать родная Марго не узнала.
Шматы мяса собрали сызнова и зашили, как одну кровоточащую рану. Края до сих пор сочились жёлтым, вонючим гноем и сукровицей, стекавшей, будто слёзы.
На выходе у Мезар было уже совсем другое лицо. Если бы лицо… Это была безобразная рожа, словно из теста, которое промесил от души заскучавший пекарь из любопытства. Черты стали размытыми, как никогда ранее.
Пределы рта, носа, глаз впредь были весьма условны.
Губ СКАЧАТЬ