вот такая у нас была жизнь; а в Корее альбом «Кино» «Это не любовь» был выпущен под названием «Это Не Июъвь», а Даша не отвечала, а Ицхак с Верой продолжали трахаться, и если это не июъвь, то я не знаю, что такое июъвь; а потом мы вернулись в армию и фильм братьев Коэнов превратился в сериал братьев Коэнов, и был кросс, и был Моцарт, Соната № 11, часть третья, Rondo alla turca, это араб взорвал бомбу, он хотел убить нас и убил бы, но сержант Армии обороны Израиля спасла всех, накрыв бомбу своим телом, а Моцарт, услышав взрыв, замолчал; ой, сказала маленький бог без сисек, а увидев кровь, поправилась – то есть блядь; саундтреком к смерти играл БГ кровью на песке, все люди братья, а маленькая девочка Света посмотрела безалкогольными глазами куда-то вверх, и они вдруг стали прежнего цвета теплой водки, и если бы ты не спрятался, то мог бы прочитать в глазах маленького бога просьбу к Богу большому: просто посмотри мне в глаза и скажи, что это воля твоя; но ты, Бог большой, не осмелился тогда посмотреть в глаза маленького бога, ты даже мне в глаза сейчас не смотришь, а рассматриваешь бутылки, которые я принес сдавать, я смотрю, куда смотришь ты, и узнаю эти бутылки от сломанной водки, мы поминали этой водкой маленького бога, тогда в мире сломалось все – сначала хамсин, потом время, потом сломанное время срослось неправильно и пришлось ломать заново, и водка тоже сломалась, сломалось все, кроме нас: русского еврея Поллака, марокканского еврея Ионы и верующего в тебя еврея Ицхака, – мы поминали маленького бога по-русски: молча, остервенело, не чокаясь, вернее, Ицхак сидел в одиночной камере за то, что убил араба, который убил нашего маленького бога, но он был с нами; а ты и твой второй играли нами в крестики-нолики, а еще уговаривали меня вернуться на твою почту, ту, что на Агриппа, 42, – проклятое место, булгаковская Голгофа, а может, не только булгаковская; а вы, ты и твой второй, хотели, чтобы я продолжал отвечать на письма к тебе, и пообещали, что Даша вернется, вернее, сказали, что Дашу только Экклезиаст может найти, тот, который лабрадор, а еще ты сказал, что у тебя нет ничего святого, а твой второй подтвердил, что нет и не может быть, и у него, ну, у твоего второго, тоже нет и не может быть ничего святого, а Эдик сказал, что найдет Дашу, если у меня сохранилась какая-то вещь с ее запахом, и я дал ему майку, ту, которая была на Даше в то счастливое утро десять лет назад, – ту, с надписью «Лучше не будет», и мы обнялись с лабрадором, и он ушел…
«Сто пять шекелей двадцать девять агорот», – обрываешь ты мою исповедь. И отсчитываешь. Сотню бумажкой, а остальное – монетками. Сначала пятишекелевую монетку, а потом двадцать девять монеток с галерой, номиналом в одну агору. Да и еще тщательно пересчитываешь эти двадцать девять монеток, чтобы, не дай бог, не ошибиться. Я даже сначала испугался, что ты заставишь и меня пересчитать. Но ты молчал, и я сгреб мелочь себе в карман. Ну вот – и подоконник очистил, и душу.
Перекур
После исповеди хочется курить. Мы с тобой стояли, обессиленные,
СКАЧАТЬ
