– Не хотел говорить. Веришь, вот если бы ты меня не пнула, соврал бы что-нибудь красивое про ту же свадьбу. Что пленился твоей красой неописуемой и всё такое прочее… Но теперь скажу. Мучайся. – Он выдержал долгую паузу. – Я тебя в жертву принесу!
– Что-о-о-о?! – Кажется, я сейчас рухну в обморок. Нет, не рухну. Меня железячки удержат. – Какую-такую жертву?!!
– Обыкновенную, – невозмутимо ответствовал колдун. – Видишь ли, для одного ритуала я уже приготовил всё, что нужно. Осталась только девственница благородных кровей, одна штука.
– Я… я не согласна!
– Хочешь сказать, что ты не девственница? – Он вздёрнул бровь.
Я захлебнулась негодованием.
– Да как ты?.. Да ты, грязный пёс! Да как у тебя язык не отсох?!…
– Отлично! Значит, подходишь. Голем! – Посреди комнаты вновь соткался истукан. – Бадью тёплой воды для нашей жертвы! И полотенце.
– Что ты задумал?
– Помыть тебя надо.
– Мыться грешно. И от этого болезни всякие появляются!
– Будешь упрямиться – скажу голему тебя помыть.
– У меня бабушка – сильнющая ведьма! От одного её слова однажды мост обвалился! – прошипела я.
– Бабушка твоя десять лет как преставилась. Думаешь, я справок о вашей семейке не навел? Кстати, здесь мне хоть немного подфартило. Кажется, ты единственная из всего вашего девчачьего выводка, кто не унаследовал и капли бабушкиных способностей!
Ей-богу, придушила бы. Ещё и лыбится мерзко так. Тут маг, как ни печально, был прав. Даже Блюмхен могла себе наколдовать малинового варенья к каше. Даже малышка Марта могла по воздуху перенести жабу на голову неугодившей няньке. А я вообще ничего такого не умела. Бабуля меня любимой внучкой звала, баловала. Лучше бы свой дар оставила, я бы этому Людомору всё здесь по камешку разнесла!
– Так, ты – мыться. Голем, проследи. А я на кухню, закажу тебе двойную порцию. Пара недель на сладостях и орехах – и будешь краше вашей Блюмхен. Можно ещё волосы перекрасить и по голове чем-нибудь огреть для пущего сходства.
Колдун ушел, бессовестно хихикая, а я поплелась за големом куда-то в подвал. Ничего, помыться-то я помоюсь, от этого не умирают. Но в рукаве у меня был козырь. Людомор не знал того, из-за чего я страдала столько лет, из-за чего так завидовала сёстрам, из-за чего уже почти отчаялась замуж выйти: я – вообще – не толстею! НИ-КО-ГДА!
***
Ужинали мы в большой зале, сумрачной и холодной. Мне еда вставала поперёк горла. Колдун сидел напротив и, хмуро звякая ложкой, помешивал суп. Из супа на него столь же невесело смотрели раскисшие овощи и редкие жёсткие волокна мяса непонятного происхождения. Голем застыл за спиной хозяина, ожидая первого требовательного жеста. Тусклые свечи выхватывали из мрака только его очертания, и каменный слуга казался горгульей на карнизе огромного собора. Вдруг Людомор швырнул ложку в тарелку. Звук эхом пронесся по необъятной зале СКАЧАТЬ